Евгения Михайлова - Имитация страсти [litres]

– Тогда честь имею. Буду ждать.

И новый партнер бандита и рэкетира Слепцова зашагал к выходу на своих негнущихся ногах. Интересно посмотреть, что это за гусь и какая участь его ждет. В том, что на его участь у хозяина есть какие-то планы, у меня сомнений не было.

Я улыбнулась детям, провела ладонями по их личикам, по открытым в изумлении ротикам.

Петя вопросительно посмотрел на меня. Он так и спросил: «Надо ли бояться этого козла?» Я ответила обоим:

– Забавный, смешной дядя. Мы еще его увидим.

Я поехала с хозяевами на их квартиру. Она оказалась в добротном кирпичном доме на Остоженке. Четыре комнаты, нормальная мебель, огромный холодильник, набитый едой. В небольшом баре на кухне бутылки с выпивкой.

– Что-нибудь еще нужно? – спросил один из сопровождающих.

– Пока нормально. Можете идти. Я позвоню, если что. Оставь имена, телефоны.

– Да. Вот телефон, в нем все нужные контакты с именами. В любое время суток. Я – Роман, бригадир.

Когда они вышли, Александр расположился у бара, явно собираясь продегустировать напитки. Дети с интересом все рассматривали. Смотрели в окна. Василиса стояла среди неразобранных вещей, как статуя отчаяния и жертва землетрясения. Все ее импланты скорбно поникли.

– Ксю, что это?! Мы здесь будем жить? Все вместе тут ютиться? Да я на такой стул не сяду без изоляции. На такой кровати усну только после наркоза.

– А по-моему, хорошая квартира, особенно для людей, которые бежали от пожизненного срока, – ответила я. – У меня в два раза меньше и в десять раз хуже. И то если она в принципе уцелела. А я кандидат математических наук. И главное: это твоя родина, Василиса. Перед сном прими таблетку: я аптечку положила в этот чемодан, вспомни золотое детство, счастливую юность, блестящую карьеру, уснешь, как младенец.

Я разобрала только детские вещи. Пользуясь отвлеченным состоянием хозяев, оборудовала для детей лучшую комнату – с большими окнами и балконом. Перетащила сюда из соседней, угловой, детские кроватки. Помыла как следует ванну, искупала ребят, уложила их спать. Написала на разных бумажках крупными цифрами свой телефон, показала обоим.

Коля сумеет позвонить, когда у них будут московские номера. Петя может показать кому-то, чтобы меня набрали. Бумажки разложила по тумбочками, под матрасы и даже сунула в двух местах под отжатый плинтус.

Они уснули, в кухне Василиса присоединилась к мужу. Я видела, как она залпом пьет из большого стакана прозрачную жидкость, которая могла быть только русской водкой. Теперь уснет.

Я взяла свою дорожную сумку, нашла неподалеку маленькую гостиницу, сняла номер. И отправилась искать свою квартиру, сломавшуюся и вспыхнувшую от взрыва газа, как бумажный дом из книжки-раскладушки. Свою открытую рану и боль.

Это окаянное место беды не стало выжженным пятном посреди большого города. Оно не стало угрюмым погостом с одним большим крестом. Оно даже вернуло свое серое умиротворение, как будто его не сносило взрывной волной, как будто не поливало кровью, не проклинало общим воплем слетающих с земли жертв.

Когда я подошла совсем близко к нашей старой девятиэтажке, рассмотрела обновленный, укрепленный фундамент, заплатки на стенах, новые крышу, окна и двери. На двери подъезда блестел кодовый замок, тоже новый, но той самой допотопной конструкции. Я набрала код, он тоже оказался прежним. В вестибюле наткнулась на тетю Клаву с первого этажа. Она сначала уставилась на меня подозрительно, потом в глазах мелькнуло узнавание.

– Ксения, ты, что ли? А мы тут с соседями недавно тебя вспоминали. Как вы все вдруг пропали тогда. Кто-то говорит: да они вроде все под завалами того…

– Не все, тетя Клава. Только Артем. Мы с мужем уехали в Америку.

– Ну и слава богу. Извини, что сказала. Знаешь, мы так до сих пор друг друга и не пересчитали. У каждого свое. Потом тут было такое… Опознавали, хоронили. Ремонтировали без отселения. Жили в руинах, пыли, грохоте, многие без вещей и без копейки. Но видишь, как наладилось. Можно сказать, красота.

– Можно сказать и так. Как у тебя дела?

– Лучше всех. Я одна. Если бы погибла, некому было бы горевать. Выжила, сама себе радуюсь. А ты прямо красавицей стала, я даже не признала сначала.

– Спасибо. Там климат хороший. Океан и все такое. Я поднимусь к себе. Даже страшно смотреть.

– Не бойся, все сделали, все одинаковое – стены, полы, окна, двери. Ключи новые только в ДЭЗе возьми. Вовремя ты вернулась. Тут в твою квартиру кого-то уже приводили. Наверное, решили, что она – ничья. Знаешь, кто у нас норовит продать все, что плохо лежит.

Это я знала отлично. Через пятнадцать минут стояла у окошка оператора МФЦ и холодела от ее металлического голоса: «Квартира по этому адресу в списке пропавших без вести владельцев. Таких квартир семнадцать… Женщина, я не могу определить – вы оживший владелец или кто-то еще. Это не ко мне». Еще через десять минут я открыла дверь нашего бывшего начальника паспортного стола. Теперь он какой-то начальник здесь, сидит в кабинете под лестницей, и к нему очередь из людей с приготовленными кошельками в руках.

– Здравствуйте, Иван Николаевич. Узнаете меня?

– Чего пришла, Калинина? – маленький человечек с большим животом, подпирающим стол, уставился на меня глазками-пуговками без всякой радости.

– Ключи взять от своей квартиры. Мне в ДЭЗе сказали, вы изъяли. А здесь – что квартира в списке пропавших без вести владельцев. И спросить, не вы ли, случайно, туда водите покупателей?

– Ох, люди. Уже наврали. Мы просто заходили посмотреть. Стоит три года пустая квартира. Знаешь, все соседи сомневались: живые ли вы.

– Соседи, может, и сомневались. Но именно у вас мое заявление о временном выезде за границу, адрес, телефоны, электронная почта. Отправить письмо или позвонить – это в сотни раз быстрее, чем договариваться с кем-то о просмотре и тащить людей в чужую квартиру. Но практический смысл имеет только второе.

– Ладно, не кипятись. Закрутился, забыл, такое горе. Правильно пришла, у меня как раз случайно ключи твои. Как отдохнули? С мужем приехала?

– Одна. Привезла заявление от мужа – просит его снять с регистрации в связи с тем, что остался на ПМЖ. Развелись мы.

– Да ты что! Надо же. Другую, что ли, нашел? Ладно, не мое дело. Все сделаем, иди осматривай квартиру. А я быстро тебя вытащу из списка пропавших без вести. Прямо сегодня свет, газ и воду дадут. Купи кровать и стол, можно жить. Хочешь, я тебе притащу лишние?

– Спасибо, я справлюсь.

Пустое, безликое, ничье помещение встретило меня запахом краски и неистребимой гари. Запах воскрешения, который отчетливее, беспощаднее и, конечно, больнее смерти.

Прошла две маленькие комнаты до того угла, который был у нас огорожен и оборудован под детскую. Преодолела половину своей жизни, всю свою любовь. Добралась до беззубой улыбки синеглазого Артема, до его последнего крика… И выползла из дома скорбной старухой с испепеленной душой и без единой надежды.