Марина Болдова - Два сына одного отца

Ляля уже пятилась назад, к не закрытой еще двери. Он смотрел на нее, а глаза ничего не видели. Темно было в глазах.

Она явно была напугана. То ли тем, что пришла, то ли его полуголым видом. Сообразив наконец, что она сейчас уйдет, в один прыжок преодолел расстояние до двери. Резко толкнув ту у Ляльки за спиной одной рукой, другой обхватил ее за талию. Непрерывно целуя, легко понес в спальню. Нет, он не торопился. «У нас еще будет время…» — вспомнились ее слова. И тут же решил, что никуда не поедет. Черт с ней, с этой германской клиникой! Завтра же скажет Максу, что теперь никуда не может уехать. Макс должен понять. Кто еще должен понять его? Ах да! Соколов, ее муж! А еще? Ее дети, сестра… Дальше думать не мог. Он почувствовал ее короткие ответные поцелуи, услышал горячий шепот, правда, совсем не разбирал отдельных слов, так звенело в голове. Она вроде бы просила его остановиться, но разве ж он мог?! «Я не хочу, не могу», — шептал в ответ, отрывая на миг губы от ее груди. Ее руки бессильно падали, отчаявшись оттолкнуть его от себя хотя бы на секунду, чтобы получить передышку. Он не давал ей покоя, да и хотела ли она его, покоя?

Березин лежал, откинувшись на подушку, и курил. В комнате стало совсем темно, наверное, уже закончился день. Ляля заснула, положив голову ему на живот и до подбородка натянув одеяло. Днем он открыл балкон, чтобы впустить свежего воздуху, и теперь в комнате было прохладно. Ляля пошевелилась, устраиваясь удобнее. Березин замер. Положил сигарету в пепельницу, осторожно погладил ее по голове.

— Березин, дай поспать еще пять минут, — Ляля на миг приподняла голову и тут же пристроила ее обратно.

— Спи, спи, — прошептал он, убирая руку.

То ли от холода, то ли от ее голоса он «протрезвел». В голову полезли разные мысли. Что дальше? Это был только раз — или у них есть будущее? Он отчетливо понимал, что решать не ему. И заранее боялся ее решения, каким бы оно ни было. Сможет ли уйти от мужа? Отпустит ли Соколов? Березин похолодел, представив, что будет с Сашкой, когда тот обо всем узнает. А если она скажет, что это было последнее «прощай»? Как он, Березин, будет жить дальше? Он всегда хотел, чтобы Ляля стала его. Мечтал, чтоб хоть раз! И вот — раз! Но готов ли он теперь от нее отказаться? Нет и нет. Она для него наркотик, вот. Столько ждал! Сопротивлялся, как мог. Честно. Как больно-то лишь от мысли, что ничего дальше не будет! Березин внезапно разозлился на нее, наверное, впервые за все время, что знал. Разозлился, заранее не прощая, если она скажет — «все». Он ее не отпустит. Уже сегодня не отпустит, и тогда у нее не будет шанса вернуться к мужу. Подло… Березин аж застонал от осознания того, что он был готов сделать.

— Я не сплю. — Ляля, закутавшись в одеяло, села.

Он молчал. Пусть скажет сама, без его вопроса.

— Володенька, ты все понял, да?

Он все еще не готов был хотя б кивнуть в ответ.

— Вместе мы будем только болеть все время. Друг другом. Ты не сможешь работать, я забуду про детей, дом. Потому что иначе не получится. А мы не имеем на это права. Ведь так? Ты ведь уедешь, не обманешь меня? Ты не сможешь сделать меня несчастной. Ты же — врач. Мы переболеем с тобой сейчас, в эти последние дни, без осложнений. Когда у тебя самолет?

— Двадцать пятого, — тихо и обреченно ответил он.

— Завтра прилетает Макс. Мы все поедем к Галке на дачу. И ты тоже. Как друг. — Ляля говорила твердо, словно приказывая и ему, и себе.

Егор перевернулся на спину и рывком заложил руки за голову. Пару минут выдержав в таком положении, перекатился на правый бок. Вскочил, чертыхнувшись. «Хочу на работу!» — прорычал он, обращаясь неведомо к кому. Он был в квартире один. Галина уехала к себе, чтобы с Маринкой вместе подготовить продукты к завтрашнему пикнику. На просьбу взять его с собой Беркутов услышал только отрешенную фразу: «отстань, не до тебя». Хотел было уж обидеться, но, посмотрев на ответственно-серьезное лицо Галины, передумал. Действительно, чем он ей поможет? Тягловая сила в виде мужа и сына ее сестры наличествовала, поджидая ее в машине у подъезда. Галина, торопясь, укладывала старые тарелки Беркутова и бабы Лизы в коробки, чтобы отвести этот хлам на дачу, где, по ее словам, ему и место. Новый набор посуды из небьющегося стекла уже занял свое место в допотопном серванте в комнате покойной соседки. Беркутов отказывался пока вселяться в нее, ему казалось, что Елизавета Маркеловна не одобрила бы столь поспешного захвата ее территории. «Глупостями себе голову забиваешь, Егор», — сказала ему Галина, когда он отказался сделать из небольшой комнатки уютную спальню. Они так и спали на продавленном диване Беркутова, который был разложен всегда, — мало ли когда может понадобиться!

Егор влез в тапки и пошел на кухню. Он бы, конечно, приготовил ужин, если бы… Вот этих «если бы» было множество. Целых три. Во-первых, готовить он не умел, во-вторых — не хотел. И в-главных — стар он, чтобы этому учиться.

Звонок в дверь его обрадовал. «Может быть, меня все же возьмут с собой?» — подумал чуть ли не по-собачьи. Осталось только радостно тявкнуть и вильнуть хвостом.

За дверью стоял незнакомый мужик. Вернее, не совсем незнакомый… Егор видел его фотографию! Ее показывал Кузьмин — в больнице, дав при этом прочесть показания некоего Стрельцова. Беркутов читал и не мог поверить. Долго потом лежал, пытаясь осмыслить полученную информацию. В конце концов у него выстроилась вполне логическая цепочка давних и нынешних событий. И все-таки он многого не мог понять. По-человечески не мог.

— Здравствуйте, Егор Иванович. Разрешите войти? — на Егора вопросительно смотрели его же собственные глаза.

— Проходите, — посторонился Беркутов.

Дубенко вошел в тесную прихожую, немного подумал и снял ботинки. Беркутов молча достал из калошницы гостевые шлепки.

Пропустив Дубенко в комнату, указал ему на кресло. Сам пристроился на диване.

— Чаю хотите, Иван Иванович?

Дубенко утвердительно кивнул головой. На самом деле ему было не до чая. Но поход Беркутова на кухню давал пусть маленькую, но спасительную паузу. Иван был растерян. Он был готов к тому, что Егор встретит его с неприязнью, но такого равнодушного приема не ожидал. «Может, пока не поздно, уйти?» — мелькнула трусливая мысль. «Не вздумай потоптаться перед закрытой дверью и свалить!» — предупредила его Антонина. В дверь-то он позвонил, а что теперь?

Беркутов вошел в комнату, неся поднос с чайником и двумя бокалами. Сахарницу и вазочку с конфетами достал из буфета. Дубенко осмотрелся. Примерно что-то такое он и предполагал увидеть. Мебель шестидесятых, телевизор «Каскад» на тумбочке и фикус в горшке. Мило.

— Судя по тому, что вы знаете мое имя, вы знаете и кто я.