Мария Воронова - Идеальная жена

– Ясно. Что ж, пепел вопрошать бесполезно.

– А в нем нельзя определить содержание таллия?

– Может, и можно, но что это именно пепел жены Тиходольского, доказать никак нельзя, – отрезала Ирина.

Гарафеев откашлялся:

– А ребенок? – спросил он с усилием. – Детей все-таки стараются хоронить в земле.

Ирина поежилась. Поскорее бы закончить эту страшную тему!

– Хорошо, проведут эксгумацию и обнаружат таллий. И что дальше?

– Как что?

– На этом таллии не будет написано, кто именно подложил его в еду ребенку. Напротив, хороший адвокат вспомнит об эпидемии сальмонеллеза в пионерском лагере и скажет, что то был вовсе и не сальмонеллез, а вопиющая халатность сотрудников, которые перепутали сахар, например, с крысиным ядом, и в результате дети отравились, а списали на кишечную инфекцию. Просто Тиходольский по случайности принял яда больше других, вот и умер.

– А как же мать? Две подозрительные смерти в одной семье не тянут на простое совпадение.

– Не тянут, да, но без тела матери мы не можем выйти из области предположений, которые в суде не рассматриваются. В самом крайнем и маловероятном случае, если попадется очень настырный следователь и непонятно как докажет все-таки факт отравления, ныне здравствующая мадам Тиходольская никоим образом от этого не пострадает. О боже мой, скажет она, неужели мой дорогой муж совершил эти ужасные преступления? Я в шоке! Он казался таким хорошим человеком! И следователь тут может хоть головой о стенку биться, но ничего не сделает, если она не признается.

– Даже если доказать, что она была любовницей Дмитрия и родила ему сына при живой жене?

Ирина фыркнула:

– Это не преступление. Да, любила, и так сильно, что готова была всю жизнь оставаться тайной любовницей. Даже ребенка родила вне брака, понимая, что он все равно не женится, а хочется иметь рядом кровиночку, частичку обожаемого мужчины. Игорь Иванович, здесь все очень зыбко, и боюсь, что если вы пойдете добиваться правды, то только завоюете себе нехорошую репутацию, и все.

– Ну да, – поморщился Гарафеев, – скажут, паранойя накрыла.

– А если вспомнить, кем был Тиходольский при жизни, так вообще… Кто позволит чернить имя известного ученого?

Помолчали.

Ирина все-таки съела пряник, запила его остывшим чаем и с тоской подумала, что ее ведь предупреждали. Ведь говорили хорошие люди Гарафеев и Суханов, что ни к чему ей это знать, но она, как всегда, захотела быть хозяйкой положения и в результате оказалась перед сложнейшей этической дилеммой. Перед такой миной, которую настолько непонятно, как обезвредить, и так неизвестно, насколько сильно она рванет, что лучше оставить ее там, где она лежит, выставив ограждение.

Что доказать трудно, это еще полбеды. Самое страшное – это если Ульяна Алексеевна ни в чем не виновата, а из-за проницательности Гарафеева окажется на зоне.

Легко заявлять «доказать невозможно» из судейского кабинета, а в работе следователей есть своя специфика, свои секреты, как хорошие, так и не очень.

Честный и добросовестный следователь будет собирать доказательства, много часов допрашивать Тиходольскую в надежде добиться признания, и дай бог, если у него получится выяснить истину.

Только гарантии, что дело попадет к такому специалисту, нет. Возможно, за расследование возьмется карьерист и халтурщик, и ради того, чтобы заявить о себе, просто вынудит Ульяну Алексеевну сознаться в том, чего она не совершала. Пригрозит детьми, и все. Мать подпишет что угодно.

Небо потускнело, вдруг быстро стало затягиваться тучами, и вскоре западали редкие и крупные, как виноградины, капли дождя.

Из-за крыш наползал край тяжелой черной тучи. Резко дунул ветер, хлопнул оконной рамой, Гарафеев встал, молча отодвинул Ирину в глубь комнаты и закрыл окно.

Ирина поставила кипятиться новую порцию воды. Гарафеев, отводя глаза, вернулся на свое место, а Стас, кажется, тоже не хотел ничего решать, потому что изображал, будто внимательно изучает дело.

Несколько минут прошло в тишине, и тут дождь сильно и мерно забарабанил по стеклу.

– Да, быстро не получится, – вздохнула Ирина, садясь на стул и кладя ноги на соседний.

Верх неприличия, конечно, но кто знает, сколько здесь еще сидеть.

Черт, она была так убеждена в оправдательном приговоре, что даже не посмотрела расписание вечерних электричек!

Твердо знала, что уедет на шестнадцатичасовой, а теперь неизвестно…

А вдруг Егор с Кириллом двинут на станцию встречать маму? Что подумают, когда она не приедет? И телефона у них нет, чтобы предупредить.

Заседатели, кажется, облегчили душу и на этом успокоились. Конечно, зачем самим терзаться, искать правильное решение, когда для этого есть специально обученный человек? Который, с одной стороны, беременная женщина, а с другой – сам потребовал все рассказать, так что ура, с них теперь взятки гладки.

Ирина откашлялась:

– Давайте действовать поступательно. Сначала вынесем решение по этому делу, а потом уже в спокойной обстановке подумаем, как быть с новой информацией. У меня есть знакомые следователи и эксперты, я поинтересуюсь у них, насколько вообще возможно что-то доказать в данной истории, и тогда уже будем думать, куда наступать.

– А сейчас что, оправдаем, и все?

– Игорь Иванович, но мы с вами судим не человека в целом, а его конкретное деяние, и для нас сейчас не важно, имеет ли Ульяна Алексеевна отношение к отравлению первой семьи Тиходольского, если оно вообще имело место быть. Понимаете? Плохие вещи случаются не только с хорошими, но и с плохими людьми, так что отравительница она или нет, а с нападением уголовника это никак не связано.

Вдруг Стас громко фыркнул.

– Что смешного, товарищ Суханов?

– Я бы не спешил с выводами, – протянул Стас, – хотел промолчать, но раз уж пошел у нас этот разговор, то отравления и убийство Смышляева вполне могут быть звеньями одной цепи.

– В смысле?

Тут заклокотала в банке вода, и Ирина, не глядя, выдернула шнур кипятильника из розетки. С чаем заводиться никто не стал.

Гарафеев с Ириной с нетерпением смотрели на Суханова.

– Я тут почитал, – сказал Стас, выдержав долгую мхатовскую паузу, – кем работал несчастный убитый…

– Он нигде не работал.

– После последней отсидки – да, а когда первый раз вышел из тюрьмы, то устроился помните куда?

– В НИИ какой-то.

– Не какой-то, а вполне определенный.

– Слушайте, Суханов, давайте без лишней театральности!

– Бедняга работал в НИИ минералогии, а там широко используется такой интересный реактив, как раствор Клеричи. С его помощью определяют плотность минералов.

– И надо понимать, он содержит таллий?

– Совершенно верно.

Что ж, теперь все сходится. И мелкие несообразности, которых Ирина предпочитала не замечать, тоже находят свое объяснение.