Игорь Гранкин - Исцеления не будет. Поэзия земли русской

— Она на головную боль жаловалась.

— Чувствительность дело хорошее, — сказал Скоблев. — Но сыщик не должен откладывать на завтра, что нужно сделать сегодня. Если что-либо существенное узнаешь, звони мне домой. Пойду готовиться к отчету.

Сергеев позвонил в двенадцатом часу ночи.

— В апреле Лыч не мог попасть в медвытрезвитель, — услышал Скоблев. — Он находился в наркологическом диспансере на излечении. По третьему кругу пошел.

— Видишь, какую богатую личность мы раскопали, — сказал Скоблев. — Искать его надо. О дружках-приятелях узнал?

— Так точно. Участковый помог. Назвал несколько фамилий.

— Ну-ка, назови их.

— Ковришин Григорий, живет на Фруктовой, дом 15, квартира 3. Хрунов Михаил. Его адрес — Выставочная, дом 78, квартира 27.

— Хрунова знаю, — перебил его Скоблев. — Алкоголик. Трус и слабак. Года три назад у него в квартире мешок барахла ворованного нашли, но на убийство он не способен. Все?

— Нет, есть еще Арсин Лев Семенович. Когда-то был хорошим портным. Спился после того, как жена ушла от него. Участковый считает, что мог пригреть Лыча. Живет на улице Круговой, дом 2. Я прошелся около его дома, вроде тихо.

— А могли вечером вместе заглянуть, если бы ты сразу эту информацию собрал, — поучительно сказал Скоблев. — Сейчас уже поздно. После одиннадцати часов вечера нельзя беспокоить граждан. Ну да ладно. Иди отдыхай. Утро вечера мудренее.

В ПРОСТОРНОМ кабинете прокурора города собрались все, кто был причастен к расследованию убийства Тельновой. Докладывал Смолин. Он закончил свой доклад словами:

— Оперативно-следственная группа делает все возможное для раскрытия преступления. К сожалению, должного результата пока нет.

Смолин закрыл папку, но с трибуны не сошел. Ждал вопросов. Вместо этого услышал реплику прокурора:

— Одного оптимизма, Александр Иванович, мало для поимки преступников. Скоблев, вы такой же оптимист?

— Так точно, товарищ прокурор, — отчеканил Скоблев.

— Лихие вы ребята, — сказал Иван Иванович, — только забываете, что уже неделя прошла. Как чувствует себя Павел Кузьмич Тельнов?

— На поправку пошел, — ответил Смолин.

— Выздоровеет, начнет жалобы писать, — заметил Михеев, начальник отдела уголовного розыска. Он внимательно слушал Смолина и делал в блокноте какие-то пометки. — И поделом. Вы мало с ним работаете. Следствие лишь поверхностные данные имеет о пострадавшем. Это не годится.

— Да, именно так. Пострадавшего недостаточно используете для выяснения личности убийц, — подтвердил мнение Михеева прокурор. — Даже их словесные портреты с его помощью не попытались составить. От чего такая скромность?

— Он в тяжелом состоянии был, — начал оправдываться Смолин. — Я предлагал ему описать преступников. К сожалению, Тельнов ничего вразумительного сказать не смог.

— Это позавчера не смог. А вчера уже мог. Надо с помощью фоторобота память Тельнова активизировать, — сделал замечание Михеев. — Если решили девочку пока не беспокоить, то на отца нажимайте. Он главный свидетель. Значит, дневать и ночевать возле него нужно.

— Кстати, что вы о нем знаете? — спросил прокурор. — Александр Иванович, вы очень поверхностную характеристику Тельнова дали в своем докладе.

— Она составлена на основе бесед с его сослуживцами в институте, — сказал Смолин и, сделав паузу, добавил: — Я со Скоблевым дважды опрашивал Павла Кузьмича по обстоятельствам дела.

В это время поднялся Сергеев и выпалил:

— Я виноват, товарищи. — Выдержав на себе удивленно-вопросительные взгляды присутствующих, продолжал: — В понедельник действительно я беседовал с сослуживцами Тельнова. Потом хотел полистать его личное дело, но не смог. Кадровик не вышел на работу. На следующий день решил заехать в институт, но закрутился.

— Чувствуется, что вы здесь недоработали, — после паузы сказал Иван Иванович. — А ведь со студенческой скамьи всем вам известно, что личность пострадавшего зачастую — ключ к разгадке преступления. А вы даже его биографию толком не знаете. После совещания немедленно поезжайте в институт и все, я повторяю, все о Тельнове узнайте. Не возражаете, Вадим Васильевич?

Против очевидного не возразишь, — поддержал прокурора Михеев. — В данном случае вы, Сергеев, серьезную ошибку допустили. Я удивлен, Скоблев, как это вы не подстраховали Сергеева? Ведь это элементарно.

— Виноват, — произнес Скоблев. — После совещания сразу же исправим ошибку.

— Договорились, — сказал Иван Иванович. — Теперь о Горовских. Версия об их причастности к убийству остается одной из центральных. Но следует также выявить все источники поступления к ним золота. Это важно.

Смолин, Скоблев и Сергеев делали пометки в записных книжках. По окончании совещания Скоблев и Сергеев помчались в институт, где работал Павел Кузьмич Тельнов. Смолина прокурор попросил задержаться. Когда они остались вдвоем, Иван Иванович сказал, что он недоволен ходом следствия.

— В вашем докладе звучали нотки благодушия. Так не годится. Надо ускорить расследование. Иначе не вырветесь из плена разрозненных фактов.

Прокурор внимательно поглядел на Смолина и закончил: «А теперь идите к себе, все осмыслите».

Смолин сидел в кабинете, прозванным «одиночкой», и осмысливал собранную по делу информацию и замечания, высказанные на совещании. Сегодня ему, как студенту, напомнили, что успех дела во многом будет зависеть от того, насколько глубоко следователь разберется в психологии пострадавшего. И поэтому Смолин сосредоточился на оценке и сопоставлении известных фактов из жизни Таисии Евгеньевны и Павла Кузьмича. Смолин знал, что Тельнова любила модные вещи с иностранными ярлыками, не стеснялась и не боялась носить драгоценности. В этом, в общем-то, не было ничего предосудительного. Испокон веков женщины стремятся покрасивее и понаряднее одеться. Такова их природа. И переделать ее невозможно. Можно лишь заставить женщин одеваться скромнее. Так именно и поступил римский император Гай Юлий Цезарь, подписавший декрет, запрещавший женщинам носить украшения. Он сам сорвал их с платья жены, когда та осмелилась не выполнить его предписания. Но Павел Кузьмич Тельнов не Цезарь. Он не запрещал жене носить дорогие вещи и ювелирные изделия. Он лишь предупреждал ее о том, что это опасно, а следовательно, и неразумно.

Таисия Евгеньевна не прислушивалась к советам мужа и жила напоказ. Значит, не боялась не только тех, кто мог бы насильственно снять ценности, но и тех, кто мог бы поинтересоваться, на какие доходы они приобретены. В то же время ей было что скрывать от людей. Объяснить такое поведение можно было лишь преступной деятельностью Тельновой. Часто лишь поначалу преступники всего опасаются, но вскоре они начинают верить в безнаказанность, после чего живут в свое удовольствие. И таким образом создают угрозу разоблачения. Вот и могли компаньоны Тельновой подумать, что она зарвалась. Раз, другой ее предупредили. Не прислушалась. Потом решили «убрать». Смолин поймал себя на мысли: это рассуждение увело его от Тельнова. Знал ли Павел Кузьмич о связи жены с Горовскими, о том, что они были ее компаньонами? Пожалуй, нет. Ему было известно, что за вознаграждение Тельнова лечила людей на дому. «К жене приходили клиенты на прием», — признался Тельнов во время второй беседы. Этим он объяснял ее дополнительные заработки. Поэтому появление у жены новых дорогих вещей его не удивляло. Возражал Павел Кузьмич не против них, а против жизни напоказ. Значит, и сам был человеком не без греха.