Наталия Антонова - Прощание с плейбоем

– Какого поступка?

– А такого, что оставила племянницу без крыши над головой!

– Но ведь это была квартира Солодовниковой.

– Ее квартира. Никто не спорит. Но если она продала жилье племянницы и так неудачно вложила деньги от продажи, что они сгорели, так надо было квартиру свою завещать в равных долях сыну и племяннице.

– Возможно, вы правы, – тихо отозвалась Мирослава.

– Не возможно, а права! – безапелляционно заявила Рыданова.

Спорить с ней Мирослава не собиралась, вместо этого она спросила:

– И вы рассказали Саше о смерти Артема и тетки?

– А чего мне о них рассказывать? – удивилась Татьяна Васильевна.

– Но как же?

– Да Сашка уже знала обо всем!

– От кого?

– Тетке она время от времени позванивала, и та сама ей все выложила о несчастье с Артемом и о том, что Шиловский ушел от ответственности.

– Но Инна Гавриловна ни снохе, ни соседям не говорила о звонках племянницы.

– Сразу видно, что вы не знали Инну Гавриловну, – усмехнулась Татьяна Васильевна, – молчать, как партизан, было в ее характере.

– Но Саша не приезжала на похороны Артема.

– Так она узнала о его гибели уже после.

– Понятно. А о том, что тетки не стало, она не знала?

– Знала. – И женщина сразу ответила на немой вопрос Мирославы: – Когда на квартире тетки никто не отвечал на звонки, Саша позвонила маме, и та ей все рассказала. А когда Саша обмолвилась, что хочет вернуться в город, мама предложила ей пожить у нас. Но Сашенька отказалась. – Татьяна Васильевна вытерла платком краешек правого глаза.

– Это она? – спросила Мирослава, достав фотографию Александры Калитиной.

– Она, – кивнула Рыдаева, – только здесь она совсем молоденькая.

Когда стали подъезжать к больнице, Рыданова попросила Мориса:

– Вы только к самым воротам не подъезжайте.

А когда он бросил на нее в зеркало удивленный взгляд, пояснила поспешно:

– Неудобно мне…

Детективы не стали спрашивать, чего именно стесняется женщина. Морис остановил машину там, где она просила, а потом взял сумку и зашагал к дверям больницы. Мирослава осталась сидеть в машине и не знала, что перед тем, как открыть дверь в вестибюль, Морис вложил в карман Рыдановой некую сумму денег, сухо пояснив:

– Это за информацию.

– Да как же так? – растерянно спросила Татьяна Васильевна.

– Так надо, – заверил он ее. И она благодарно кивнула, вполне возможно догадавшись о его благотворительности.

– Куда теперь? – спросил Морис, усаживаясь за руль. Мирослава уже перебралась на переднее кресло пассажира и ответила: – Давай в ночной клуб.

– Так день же? – удивился он.

– Авось кого-нибудь застанем.

«Ах, это любимое русское «авось», – улыбнулся Морис про себя.

Но на этот раз авось не подвел. Им удалось застать в клубе бармена и официанта. И если официант, взглянув на фотографию Калитиной, нерешительно пробормотал: «Вроде бы похожа», то бармен заявил уверенно:

– Или это она, или, скорее всего, эта девушка ее сестра. – И пояснил: – Та, что была с Шиловским, старше и красивее.

Мирослава кивнула и пояснила, что фотография сделана несколькими годами ранее.

– Тогда это она, – подтвердил бармен.

– И это несмотря на плохое освещение? – попыталась заронить искру сомнения в его уверенность Мирослава.

– Будьте спокойны! – улыбнулся он. – У меня глаз алмаз.

– Я бы хотела показать фотографию также вашему швейцару.

– Михалыч отсыпается.

– Не могли бы вы дать мне его адрес? – попросила Мирослава.

– Приходите вечером, – начал бармен, но потом махнул рукой: – Сейчас я позвоню Михалычу, если он разрешит, то дам его адрес, тем более что живет он рядом.

Бармен отошел от детективов подальше и, набрав номер, о чем-то некоторое время переговаривался вполголоса с абонентом. Вернувшись, он сказал:

– Сейчас выйдете из клуба, перейдете улицу и увидите коричневое трехэтажное здание, обойдете его, подъезды с той стороны. Михалыч живет в среднем подъезде на первом этаже в угловой квартире с правой стороны, как подниметесь на площадку.

– Спасибо, – искренне поблагодарила Мирослава.

Михалыча они увидели, как только подошли к подъезду.

– Я здесь! – прокричал он, точно был за тридевять земель от них, и помахал рукой. – Заходите!

Они вошли в подъезд, дверь квартиры уже была открыта. Поздоровавшись со швейцаром, Мирослава протянула ему фотографию.

– Посмотрите, пожалуйста, знакома ли вам эта девушка?

Михалыч сбегал за очками, водрузил их на нос и сразу стал похож на профессора философии.

Он крутил фотографию в руках и так и сяк, пробовал рассматривать даже вверх ногами, но потом вернул Мирославе и проговорил с сожалением:

– Та девушка была в темных очках и в сером плаще с капюшоном.

– Спасибо, – вздохнула Мирослава, – извините, что потревожили.

Детективы направились к двери, а Михалыч побежал за ними.

– Погодьте, – нагнал он их у самого выхода, – вот если бы вы мне ее живьем показали и в этом, – он показал руками капюшон, – я бы тогда…

– Спасибо, – еще раз поблагодарила Мирослава, – вполне возможно, что следственные органы воспользуются вашим предложением.

– Э, – погрозил он пальцем и засмеялся хриплым смехом, – не надо меня на органы, а менты, если что, пусть приходят, помогу, чем смогу.

– Они теперь полицейские, – сказала Мирослава.

– А нам все едино, – отмахнулся Михалыч и закрыл за ними дверь.

Когда они сидели в машине, Мирослава спросила Мориса:

– Вот скажи, ты бы надел летом плащ, пусть и легкий?

– Так дождь был…

– Ну и что?!

– В общем-то, наверное, нет, ограничился бы зонтом.

– Вот и я о том же. Следовательно, она заранее планировала.

Морис пожал плечами.

Вечером приехал Шура и сообщил, что испытывает двойственное чувство. С одной стороны, ликование, потому как дело близится к развязке. А с другой стороны, некоторую печаль. Мирослава не стала спрашивать о причине его печали. Она о ней догадывалась, так как и сама испытывала нечто подобное.

Подводя итог, Наполеонов сказал:

– На листках письма отпечатки двоих людей, покойного Артема Солодовникова и, надо думать, Александры Калитиной. Последние обнаружены на руле машины Шиловского и на других внутренних частях его автомобиля. Она даже не потрудилась стереть их.

– Наверное, ей было все равно, – тихо обронил Морис.

– То есть?

Миндаугас ничего не ответил, ему не хотелось объяснять, что с потерей любимого человека окружающий мир перестает существовать для любящего. Мирослава поняла, что он имел в виду.

А Шура сказал:

– Возможно, она была уверена, что мы на нее не выйдем. А пальчиков ее в базе нет. Так что, если бы не письма, нам и сравнивать было бы не с чем. Теперь дело стало за тем, чтобы найти и задержать гражданку Калитину. – При этом Наполеонов не сводил глаз с детектива.