Надежда Черкасова - Да не судимы будете

Алла открыла глаза и села в кровати. Так вот как коварный мозг выдал ей свою тайну: показал во сне человека, снова ставшего на ее пути. Это Макс, именно о нем упомянула Леночка, когда приходила к ней вчера. Но как такое может быть! Алла убила его дважды: сначала задушила ремнем, затем для верности пустила пулю в лоб. Он никак не мог остаться в живых. Да и матушка, болтали, его опознала. Нет, ну никак он не может оказаться в живых!

Тогда зачем Леночке напоминать о нем? Неужели она в курсе обстоятельств его смерти, потому и пытается что-то выгадать для себя? А что ей нужно? Место Аллы, разумеется, и об этом в суде знают все. Вот, дурочка, она решила, что Алла собирается вернуться назад! Да Алле бы только выбраться отсюда, она тут же купит билет на самолет и забудет этот проклятый город как наваждение, превратившее ее жизнь в кошмар. Ей бы только выбраться!.. Но как?!

Алла почувствовала, что щеки намокли от невольных слез, хлынувших потоком из прикрытых глаз. Она снова прилегла. И даже зажмурилась, чтобы не видеть ненавистных белых стен — символа безнадежности, окутывающей ее словно саваном. Самый отвратительный цвет, который она теперь будет избегать и в одежде, и в интерьере. Если когда-нибудь выберется из этого ада.

— Бедная моя девочка, — вдруг услышала Алла и открыла глаза. Над ней склонилась Власовна. Она сама ей представилась как-то одним отчеством, и теперь Алла называла ее именно так. — Пропадешь ты тут совсем.

— Нет, Власовна, ты ошибаешься, — прошептала Алла. — Сядь рядом со мной. — Санитарка присела на край кровати. — Я совсем не бедная. Я очень богатая. Ты даже представить себе не можешь, какая богатая! И я обязательно выберусь отсюда.

— Хорошо бы. Я за тебя молюсь день и ночь. Чтобы ты поскорее выздоровела и покинула этот горемычный приют для несчастливых.

— Но меня здесь никто насильно и не удерживает, — вызывающе громко произнесла Алла и с недовольством глянула на посмевшую спорить с ней старуху. — Ты слышишь?! Никто! Я могу хоть сейчас заявить врачу, что здорова, и немедленно покину лечебницу.

— Ах, если бы все было так просто, как ты для себя придумала!

— А разве это не так? — растерялась Алла.

— Нет, дорогая, совсем не так. Я случайно подслушала разговор нашего главврача и следователя из прокуратуры, который приходил недавно. Так вот, как только ты выйдешь отсюда, на тебя тут же заведут уголовное дело… Но и это еще не вся правда. Среди персонала прошел слух, что выпускать тебя отсюда невыгодно никому: ни своим, ни чужим.

— Я не понимаю.

— Я тоже не очень поняла, кто такие «свои», а кто — «чужие». Но выпускать тебя ни в ближайшее время, ни позже, похоже, никто не собирается. У тебя, наверное, на воле очень много врагов. А друзья, если они есть, также не жаждут встретиться с тобой. Ты почему-то мешаешь всем. Если бы я только могла тебе помочь, то с радостью сделала это.

— Правда? Тогда знай: если ты поможешь мне сбежать, я заберу тебя с собой за границу. У меня там много-много денег в банке. Целая куча!.. Ты мне веришь? Или нет?! — привстала Алла и напряженно уставилась на санитарку, готовая в любой миг наброситься и растерзать ее, если та скажет хоть слово поперек.

— Дорогая моя, ну конечно, верю.

— Нам обеим хватит на несколько жизней, — расслабилась Алла и снова прилегла на подушку. — Знаешь, как счастливо мы с тобой заживем!

— Я и без денег тебе готова помочь. Но чем?

— Ты иди пока, Власовна, иди. Мне нужно одной побыть и подумать. Ты иди пока, иди… — Алла повернулась к стенке и затихла.

Дождалась, пока санитарка покинет палату, и присела на край кровати, опустив ноги на холодный пол. Мысли путались, пытаясь увлечь ее куда-то в сторону от главной проблемы — как попасть на волю. Алле не должно быть никакого дела ни до продажной секретарши, ни до Макса, то ли живого, то ли мертвого. Все это неважно, потому что цель ее — добраться до своих денег за границей, что она припрятала на черный день.

И вот этот черный день наступил! Нельзя терять ни секунды и придумать способ, чтобы незаметно выбраться наружу… Из запертой комнаты с решетками на окнах? Так можно же взять в помощницы Власовну, которая хлопочет возле нее, словно мать возле детеныша.

Алла с нетерпением ждала ужина. Власовна всегда навещала ее перед сном, узнавала, не нужно ли чего, не помочь ли чем. Раньше Алла отворачивалась к стене от надоедливой санитарки, а сегодня прислушивалась к каждому шороху за дверью: не идет ли, потому что уникальный план побега разработан.

— Рада, что ты слезы понапрасну не льешь, — заулыбалась Власовна, как только вошла в палату. — Я тебе тут вкусненького перед сном принесла, — начала она раскладывать свою стряпню.

— Да погоди ты с вкусненьким! Слушай меня внимательно. Завтра утром ты позвонишь моей секретарше Леночке и скажешь, что у меня к ней серьезный разговор и я жду ее после работы. Ты хоть помнишь, как она выглядит?

— Ну, беленькая такая, молоденькая.

— Очень хорошо. Ты когда дежуришь? Сможешь на ночь остаться?

— Конечно, смогу. Меня уже просили об этом. И я согласилась.

— Как ты думаешь, если я надену светлый парик, я смогу — с твоей помощью, конечно, — вместо моей секретарши неузнанной выйти за пределы лечебницы?

— Ишь ты, чего удумала! Даже и не знаю, что сказать-то… А ведь ты права, как ни странно. Если в коридоре никто зря не будет слоняться, пожалуй, и получится неузнанной к выходу добраться. А дверь-то уж я открою.

— Вот и хорошо. Ты не забыла, что тебе предстоит сделать?

— Да помню, помню: позвонить секретарше и найти для тебя светлый парик… Так слушай-ка, если ты собираешься выглядеть как она, может, стоит и черный парик прикупить? Чтобы твоя секретарша выглядела как ты?

— Зачем?

— Ты же не собираешься брать ее с собой? Значит, она должна будет остаться вместо тебя в палате.

— Власовна! Ты меня просто поражаешь! Даже я до этого не додумалась.

— Это потому, что здесь обстановка такая. Даже умные люди начинают хуже соображать. А еще нам понадобится веревка.

— Нам?!.. Ты хочешь сказать, что не только поможешь мне выбраться, но и готова пуститься со мной во все тяжкие?! — поразилась Алла самоотверженности почти совсем незнакомой ей женщины.

— Я готова сделать все от меня зависящее, голуба моя, чтобы вызволить тебя отсюда.

— Тогда знай: если ты поможешь мне, то дороже тебя у меня не будет никого на свете!

Алла всю ночь проворочалась с боку на бок, но уснуть не смогла. Она воочию представляла себе, как в светлом парике и белом халате, накинутом на плечи, пробирается к выходу, но ни разу ей не удавалось завершить побег. Неожиданно неизвестно откуда выскакивали санитары и волоком тащили ее обратно в палату. Алла кричала, сопротивлялась, понимая, что проиграла.