Блейк Крауч - Возвращение [litres]

Туман такой плотный, что силуэт города кажется размытым, все здания словно загрунтованы серым, а уличные фонари совсем растворились, превратившись в эфирные светящиеся шары. Все это неприятно напоминает цветовую палитру мертвого воспоминания, зато обеспечивает определенную анонимность.

Дверь подъезда открывается, оттуда выходит нарядившаяся для вечера женщина. Барри проскальзывает мимо нее в вестибюль, преодолевает два пролета лестницы и идет по длинному коридору к двери с табличкой «7».

Постучав в дверь, он прислушивается.

Никто не отвечает.

Он стучит еще, сильней, через секунду сквозь дверь просачивается вежливый мужской голос:

– Кто там?

– Детектив Саттон. – Отступив на шаг, Барри подносит жетон к дверному глазку. – Мне необходимо с вами побеседовать.

– О чем?

– Откройте дверь, будьте так добры.

Проходит пять секунд.

Не откроет, думает Барри.

Спрятав жетон, он отступает еще на шаг, примериваясь, чтобы выбить замок ногой, в этот момент с той стороны звенит цепочка, слышно, как поворачивается замок.

На пороге стоит Маркус Слейд.

– Чем могу помочь? – спрашивает он.

Барри молча шагает мимо него и оказывается в небольшой, неряшливо обставленной квартирке с огромным окном, выходящим на старую верфь и дальше, на залив и светящиеся вдали огни Окленда.

– Красиво тут у вас, – говорит он.

Слейд закрывает дверь у него за спиной.

Барри подходит к кухонному столику, на котором лежит спортивный альманах за девяностые годы, а возле него – толстенный том, озаглавленный «Диаграммы курсов акций за последние 35 лет».

– Любите почитать на ночь что-нибудь развлекательное? – осведомляется он.

Слейд нервничает и явно не рад визиту. Руки он засунул глубоко в карманы зеленого вязаного джемпера на пуговицах, а глазами стреляет в разные стороны, время от времени моргая.

– Кто вы по профессии, мистер Слейд?

– Я работаю в «Ион Индастриз».

– Кем?

– В научном отделе. Ассистентом у одного из ведущих исследователей фирмы.

– И чем же вы там занимаетесь? – интересуется Барри, перелистывая пачку страниц, распечатанных из Интернета, – «Выигрышные лотерейные номера: историческое распределение по штатам».

Слейд подходит к столу и выдергивает бумаги у него из рук.

– Относительно нашей работы мы давали подписку о неразглашении. Что вас ко мне привело, детектив Саттон?

– Я расследую убийство.

Слейд резко выпрямляется:

– Кто убит?

– Убийство не совсем обычное. – Барри смотрит Слейду прямо в глаза. – Оно еще не произошло.

– Я не понимаю.

– Убийство, из-за которого я здесь, должно случиться сегодня вечером, но позднее.

Слейд сглатывает слюну, моргает.

– Я-то тут при чем?

– Оно случится у вас на работе, жертву зовут Хелена Смит. Это ведь ваша начальница, так?

– Да.

– Кроме того, это женщина, которую я люблю.

Слейд стоит напротив Барри, вытаращив глаза, между ними – кухонный стол. Барри указывает на книги.

– Значит, запоминаете? Понятно, с собой-то их не возьмешь.

Слейд открывает рот, чтобы что-то сказать, и снова его закрывает. Потом все же говорит:

– Я требую, чтобы вы покинули мою квартиру.

– К слову, все сработает.

– Понятия не имею, о чем вы сейчас…

– Я про ваш план. Сработает на все сто. Вы разбогатеете, станете знаменитым. К несчастью, результатом вашего сегодняшнего поступка станут страдания миллиардов людей и конец существования реальности и времени в их нынешнем виде.

– Да кто вы такой?

– Простой нью-йоркский полицейский. – Барри сверлит Слейда взглядом – десять долгих секунд.

– Проваливайте.

Барри не двигается с места. Единственный звук в квартире – быстрое, хриплое дыхание Слейда. Потом на столе жужжит телефон. Барри опускает взгляд и видит на экране новое сообщение:

Хелена Смит: «Разумеется, через два часа меня устроит, а что случилось?»

Барри шагает в сторону двери.

Пройдя три шага, он слышит за спиной щелк. Потом еще один. И еще.

Он медленно разворачивается и видит стоящего с другой стороны квартиры Слейда, а тот ошалело смотрит на девятимиллиметровый револьвер у себя в руке, из которого несколько часов спустя убил бы Хелену. Слейд поднимает глаза на Барри – тот должен был валяться сейчас на полу, истекая кровью. Слейд снова наводит на Барри револьвер и жмет на спуск – опять осечка.

– Я уже забирался сегодня в квартиру, пока ты был на работе, – поясняет Барри. – Зарядил револьвер пустыми гильзами. Нужно было своими глазами убедиться, на что ты способен.

Слейд стреляет глазами в сторону спальни.

– Во всем доме нет ни единого снаряженного патрона, Маркус. Впрочем, не совсем так. – Барри тянется к наплечной кобуре. – У меня в «глоке» найдутся.

Бар расположен в районе Сан-Франциско, где когда-то располагалась испанская католическая миссия, и называется «Приют монаха». Окна уютного, обшитого деревянными панелями помещения запотели изнутри – на улице изморось и холод. Хелена рассказывала ему про бар как минимум в трех временных линиях.

Ступив внутрь из тумана, Барри взъерошивает руками волосы, слипшиеся от влаги.

Вечер понедельника, поздно, в баре почти никого нет.

Он замечает ее в дальнем углу у стойки – она в одиночестве сгорбилась за ноутбуком. Барри направляется к ней, и в этот момент у него не выдерживают нервы – он и не подозревал, что все будет так серьезно. Во рту сразу пересыхает, а ладони, напротив, мокры от пота.

Она совсем не похожа сейчас на ту энергичную женщину, рядом с которой он прожил шесть жизней. На ней серый свитер, изрядно подранный кошкой или собакой, так что во все стороны из него торчат нитки. Очки с заляпанными стеклами. Даже волосы другие – они длинные и завязаны в практичный хвост. По ней видно, что она целиком поглощена своей навязчивой идеей построить кресло памяти, и у Барри чуть не разрывается сердце.

Он садится на стул рядом, но она не обращает ни малейшего внимания. От нее пахнет пивом, однако сквозь этот запах пробивается другой аромат, легкий, незамысловатый – запах его жены, по которому он безошибочно узнал бы ее из миллиона. Барри старается на нее не смотреть, но вызванную ее присутствием бурю эмоций почти невозможно контролировать. В последний раз он видел ее лицо, заколачивая сосновую крышку гроба.

Она пишет какой-то мейл, а он тихо сидит рядом и вспоминает все жизни, что они прожили вместе.

Все замечательные мгновения.

И все неприятные.

Прощания, смерти.

И встречи – подобные этой.

Подобные тем шести встречам, когда она бочком подходила к нему, двадцатиоднолетнему, в задрипанном портлендском баре и присаживалась рядом – юная, с сияющими глазами, прекрасная и бесстрашная.