Наталья Солнцева - Золотые нити

Однажды вечером, когда все, казалось, уже спали, молодой человек долго ворочался с боку на бок – тяжелую тишину нарушали только едва проникающие через стены порывы ветра, рев волн, да треск ломающихся сучьев. В очаге жарко горели дрова; добавляемые хозяйкой в огонь травы, насыщали воздух непривычным ароматом не то смолы, не то каких-то курений. Отчаявшись уснуть, чувствуя непонятную тоску и желание выйти и идти на поиски …кого? чего?… не в силах преодолеть мучительное стремление, молодой человек поднялся и принялся бесцельно бродить по полуосвещенным коридорам, ни о чем не думая, как вдруг…

Сначала он не поверил своим глазам, – одна из дверей в угловую комнату, почти не заметная, возбуждающая особенно его любопытство – оказалась приоткрытой.

Затаив дыхание, гость неслышно приблизился к полоске света, пробивающейся в узкую щель между стеной и мореным дубом панели, скрывающей вход в таинственную комнату. Сразу почти ничего невозможно было рассмотреть…слишком мешало волнение, бешеный стук сердца, – с трудом преодолевая слабость, молодой человек напряженно пытался связать видимые фрагменты в единую картину.

В комнате горел огонь, но светильник был необычный, в виде широкой металлической чаши – сам цвет пламени был странен, дым почти отсутствовал. Горький и вместе с тем приятный запах был слышен даже в коридоре. Стены, похоже, были сплошь уставлены древними фолиантами, разными предметами непонятного назначения, никогда им не виданными. В углу стояла непохожая ни на что знакомое статуя, которой поклонялись? Невозможно!..

Неведомый идол притягивал к себе неотрывно – что-то светилось золотом, мерцало черное, синее…странная фигура, странная поза…Повсюду красные драпировки, золото, толстые свечи непривычной формы, колеблющиеся их языки, тени и отблески на предметах, тканях, потолке…

Мужчина не был трусом – военное ремесло приучило к опасности, – готовность давать отпор, нападать, упреждать удары хладнокровно и со знанием дела, в его среде впитывалась с молоком матери. Молодость была скорее преимуществом, чем недостатком – тренированное тело, привычное к бою в любых обстоятельствах и с любым противником, умелое в обращении со всевозможными видами оружия, любовь к тяжелому мечу – все вместе составляло неустрашимую уверенность, отвагу и способность встречать угрозу лицом к лицу, не уклоняясь и не избегая, выносливость и волю к победе. Таков был человек, которого привели странные обстоятельства в странное жилище.

Ничто не смогло бы вывести его из равновесия, но это… Эти дикие и жуткие предметы… Он зажмурился, тряхнул головой – может, снова болезненный бред? – больше всего испугало до испарины, до дрожи в ногах то, что как будто ему были не так уж незнакомы эти запахи, эти вещи, эта поза странного идола…Неужели так подействовала на него болезнь, отняла рассудок? А может быть, снадобья молчаливой хозяйки? Он провел дрожащей рукой по лбу… пальцы стали влажными, голова закружилась, его шатнуло, но суровая закалка позволила устоять.

Ему хотелось смотреть и смотреть внутрь комнаты, с непонятной жадностью узнавать невиданные предметы, ритуальные фигурки, магические символы, – наслаждаться этим оцепенением, каким-то глубинным торжеством, поднимающимся изнутри величием и достоинством – как будто он плавно перетекал в незнакомого ему человека, мудрого, полного внутренней силы и сознания собственного могущества…Как будто он когда-то был этим удивительным, могучим, всесильным человеком, который знал… Что? Что он знал? О чем? Сверхусилие вспомнить отрезвило его, вернуло к реальности…Тошнотворной волной накатила слабость.

Да, эта женщина, она была там, в этой комнате, и была еще когда-то, – теперь он точно вспомнил это. Она уже была. Совсем не такая, но он узнал ее, узнал бы из тысяч, через все времена, свет и тьму, через весь океан лжи и ускользающую суть истины…через пески забвения и отстраненное сияние звезд…

Она смотрела на огонь. Как и тогда. Она шептала неведомые заклинания. Она совершала магический ритуал – древний, как сама жизнь. Она манила его к себе – непреодолимо, как тогда, как сейчас…

– Так будет всегда, – вдруг подумал он, погружаясь в ее ауру, сливаясь с ее вибрациями, вечными, как мироздание…

Он не ощутил грани между бытием и небытием – почти небытием. Ослабленный организм не выдержал напряжения. Он, видимо, упал и пролежал в коридоре до утра. Во всяком случае, очнувшись на холодном полу, он так и не смог ответить себе на вопрос, что было и чего не было? Было ли ночное видение плодом помраченного болезнью рассудка или необъяснимой явью?

Никто ничего не сказал ему, никто его ни о чем не спросил. А сам он не посмел. Хозяйка дома вела себя ровно, как будто ничего не произошло. Один только раз ему удалось поймать ее внимательный взгляд, который она тотчас отвела. А может быть, ему и это показалось?

Он прекратил мучительные раздумья и просто наслаждался морским воздухом, насыщенным йодом и запахом водорослей. Резкие крики чаек, шум прибоя приятно волновали после многодневного забытья и безвременья. Даже слабость собственного тела была скорее приятна.

В гулкой глубине башенного колодца раздались долгожданные звуки… Женщина ежедневно поднималась на башню. Подолгу смотрела вдаль, вглядывалась в бело-розовый туман, то ли ждала кого-то, то ли тосковала?

Загадка. Жгучий интерес гостя оставался неудовлетворенным. Она почти не разговаривала. На вопросы предпочитала отвечать уклончиво, или не отвечать вовсе. Почти всегда была ровно приветлива, а с тех пор, как он начал поправляться, стала едва интересоваться им, скорее из вежливости.

В некоторые из дней женщина выходила на башню с удивительно изукрашенным, огромным блестящим луком и стреляла, стреляла. Она, казалось, целилась куда-то. Или никуда? Натягивала тетиву и наслаждалась пением стрел. Она словно срасталась с оружием, становилась с ним одним целым, и невозможно было представить, чтобы она промахнулась, – настолько совершенно было каждое движение ее тела, каждый подчиненный этому движению изгиб, взгляд, дыхание, само намерение воплощалось в этом дивном порыве, естественном, как сама природа. Восторг – вот что единственно возможно было чувствовать, глядя на этого стрелка.

Потом она спокойно опускала лук, но блеск глаз, покрытые легким румянцем скулы, вздымающаяся грудь… Нельзя было сказать, определить мыслью, как ему хотелось подойти к ней, прижать к себе, почувствовать ее всю в своих руках, прикоснуться лицом, вдохнуть запах волос, платья, ветра, обвевающего ее как-то совершенно по-особому, не так, как его, как других…