Сергей Федоранич - Бог тебе судья

— Что я тебе говорил? Ты вечно слышишь то, что хочешь. Ты читал Предание? Нет? Так вот, я скажу тебе, Предание — это документ, который в бизнесе называется «бизнес-планом», в нем расписано, что и как делать, чтобы заработать деньги. Восхождение — это ступень, на которую ты встаешь, когда зарабатываешь определенную сумму. Твой проект с точки зрения бизнеса не окупится, если в нем будет меньше сотни человек. А сотню ты не обслужишь никогда! У тебя просто не хватит ни времени, ни ресурсов. Они разбегутся.

— Мы их удержим видеозаписями, шантажом. То, что они будут делать в этой стране с запретными плодами, нормальные люди называют преступлением.

— Они психи, им плевать. Я не буду финансировать это, — сказал Мастер. — Закроем этот вопрос.

Они немного помолчали. В доме было тепло, камин был разожжен, поленья в нем сухо потрескивали, языки пламени лизали кирпичную кладку и прутья железной загороди. Мастеру хотелось выпить, но он не мог себе этого позволить. Ситуация, которую они, казалось, отрегулировали, снова выходила из-под контроля. И теперь стало понятно, что проблема в регуляторе.

— Я не вижу проблемы в том, чтобы убрать этого интересующегося человека. Что в этом сложного? — нарушил тишину Священник.

— Слушай, ты священник или кто? Ты так говоришь про убийство, как будто это совсем ничего не стоит. Это ведь человеческая жизнь!

— Это говоришь мне ты? Сколько у тебя за душой убитых? Сколько смертных приговоров ты подписал? А сколько погубленных, влекущих жалкое существование бомжами из-за того, что ты забрал их деньги?

— Ты совсем обнаглел, Франциск. Вконец. Ты сравниваешь несравнимые вещи. Есть люди, а есть дураки, просто мусор, которые к категории людей не относятся и не относились никогда. Ты понимаешь разницу?

Преподобный Франциск снял свой воротничок и положил его возле массивных наручных часов, которые всегда носил с собой и которые снял незадолго до этого. На свои гонорары он покупал предметы роскоши, среди которых, например, коллекция часов, самые бюджетные из которых стоят двести тысяч рублей. Прятать их приходилось постоянно и ото всех, и поэтому не замечать кусок массивного металла на запястье не получалось, привычки не было. Но не только роскошные вещи привлекали его, нет, это вторая ступень. Первой была недвижимость. Но это было давно, когда они работали втроем: Священник, Мастер и Славик. Квартира у него уже была, дом за городом — тоже. Их с Мастером бизнес приносил стабильный доход, большой. Но Мастеру требовалось куда больше, он хотел по-настоящему огромных денег и проекты с замахом. Славик этого не хотел, и ему удалось безболезненно выйти, уехать в Европу и обирать людей там по старой доброй сектантской схеме. Священнику же хотелось в скором времени уйти на покой, наслаждаться своими деньгами и имуществом. Но, видимо, придется еще попотеть с разгребанием мусора в проваленных проектах и выстроить еще как минимум один, чтобы окупить затраты.

— Ну и что ты предлагаешь? — спросил он у Мастера. — Что нам сейчас делать?

— Нужно урегулировать этот вопрос так, чтобы не было лишних трупов.

— Мастер, этот человек — знает или может скоро узнать. Он не лишний труп, он тот самый труп, который должен появиться. От него нужно избавиться… Может, все свернуть? Уехать, испариться? Переждать? Мы сможем снова создавать секты, собирать людей. Сейчас это сложнее, но и мы ведь не тупые!

— Франциск, не «мы», а я не тупой. Ты такой же тупой, каким был десять лет назад, когда я тебя выцарапал из рук церковного суда за растление малолетних. Ты тогда ничего не понимал, не понимаешь и сейчас.

Священник скрипнул зубами. Мастер иногда ведет себя так, словно Священник у него прислуга, и позволяет себе оскорбления. Но сейчас кто-то должен быть взрослым, чтобы разобраться во всем и наладить дело. Поэтому он собрал в себе все остатки крепости и сказал, проигнорировав оскорбление:

— Люди верят в Бога и всегда верить будут. В религию вложено слишком много времени и средств, чтобы люди просто отвернулись от нее.

— Люди давно уже поняли, что, чтобы верить в Бога, необязательно продавать квартиру и отдавать деньги! Необязательно менять свою жизнь, можно просто верить, и все. А все остальное — это чепуха!

— Ты не прав. Вокруг столько несправедливости, вокруг столько насилия и жестокости, и люди объединяются и прячутся от этого всего. Они по-прежнему идеальные дойные коровы. И Славик, кстати, прекрасно на этом зарабатывает.

— Славик три года копил себе на квартиру в Лондоне, — сказал Мастер. — И жил впроголодь. Это, по-твоему, прекрасно?

Мастер подумал, что слишком устал от него. Если взвесить все за и против, то от Священника стало больше проблем, чем толку. Бизнес-модель Предания не только не устареет никогда, она станет еще более рабочей, вот только идея объединения людей должна быть переосмыслена. Верующих и глупых, но с имуществом или деньгами совсем не осталось. Идея объединения должна быть другой: религия и дауншифтинг не подходят. Но он что-нибудь придумает, и идеи есть. Вот только места для Священника больше нет.

Он посмотрел на своего верного карманного священника, вспомнил все годы, которые они работали вместе. Может быть, Франциск и не относился к категории тех людей, чьи жизни ничего не стоят, но…

— Франциск, смотри, что у меня для тебя есть.

Тон Мастера неожиданно изменился. Он снова стал таким, каким Франциск его знал. Спокойным, рассудительным. Преподобный Франциск, словно ребенок, у которого отняли детство, с надеждой посмотрел на Мастера. На него тоже свалился груз понимания, что он натворил и к каким последствиям это может привести. Изменившийся тон Мастера он воспринял как прощение и готовность снова работать вместе, единой командой, не оскорблять друг друга и не обвинять, а все вместе преодолеть… От этого у него внутри разлилось тепло. Ни имея никакой задней мысли, он с надеждой следил за руками Мастера, пытаясь угадать, что же такое может достать Мастер из тумбочки, что хоть как-то сможет его успокоить и решить все вопросы.

Мастер из тумбочки достал пистолет, направил Священнику прямо в лоб и сказал:

— Смотри, из дула сейчас вылетит Бог.

И выстрелил.

На завтрак были круассаны с клубничным джемом, гречневая молочная каша и кофе. Мы завтракали на веранде. Вернее, завтракал я, Лидия Алексеевна сказала, что встает намного позже семи утра и поэтому пока есть не хочет. Но я думаю, что она просто стеснялась есть при мне.

— Я думала о том, что вы вчера мне рассказали про ту общину, — сказала Лидия Алексеевна. — И поскольку вы все равно едите, то я выскажусь.

— Да, пожалуйста.

— Я думаю, вы правы. Если эта женщина, которая была главой общины, ничего не знала про клан, созданный внутри, то преподобный должен был знать. Люди не могут держать в себе ничего, что лично их не касается. Так всегда было. В любом клане есть руководящее звено, а есть те, кто подчиняется. И не всегда они живут в мире. И о любых более-менее значимых несправедливостях обязательно расскажут преподобному, потому что эти события толкают людей в грех. В злость. В гнев. В гордыню. А это уже епархия священнослужителей.