Галина Манукян - Свидетель

— Да, возможно, я был недостаточно внимателен к тебе, — пробормотал Черкасов. — Но, уезжая, я отправил тебе внушительный бонус.

Она усмехнулась.

— Ага, курам на смех. Морозов и то платил мне за услуги больше! А там достаточно было поахать над тем, какая бедная и глупая у него жена, и покритиковать вас. А потом только вовремя позвонить и сбросить электронку.

— И что же ты говорила обо мне? — нахмурился Черкасов.

— Правды хватало! — выкрикнула Лена. — Про ту же партию фальшивки в Ростове! Если бы Борис Аркадьевич не позвонил бы невовремя Шиманскому с указаниями, а наркоманский сын Демидова не подхватил бы со стола телефон этого тупого копа, увидев знакомую физиономию на экране, не было бы убийства. И этой, — Лена снова с ненавистью мотнула голову в мою сторону, — праведницы вашей. Свидетельницы, черт бы ее побрал. Борис Аркадьевич только думает, что он умный, но умные не выбалтывают лишнее, не спрашивая, кто у телефона. — Лену понесло. — И думаете он сам схему вашу придумал? Этот Наполеон с комплексами мужика из деревни?! Сейчас! Достаточно попить рядом чаю, посочувствовать и «предположить», чего заслуживает распустившийся бывший любовник дуры-жены!

— Ясно, — мрачно сказал Черкасов. — Но я еще раз хочу спросить, почему ты СТАЛА это придумывать? Чем конкретно я обидел тебя?

Черты Лены заострились от выплескиваемой злобы и какой-то болезненной радости того, что можно, наконец, высказаться. В лицо. Как плюнуть.

— В том-то и дело, что ничем, — сказала она так жестко, что мне стало не по себе, будто наждаком провела по коже. — Я для вас всегда была только рабочей приставкой. И пустым местом. Как ни старайся: прически, костюмы в вашем вкусе, еда в вашем вкусе, незаменимость. Я знала про всех ваших телок, они плакались мне в жилетку! А вы просили напоминать, чтобы два свидания не наложились. Не помните? А я терпела! Любила и терпела! Я была готова на все, двадцать четыре часа в сутки! Думаете, это стоит зарплаты и бонусов? Вы равняли мои чувства на деньги! Поэтому я и забрала ваши проклятые деньги! Поэтому я хотела, чтобы вы почувствовали, каково это — остаться ни с чем! В полном одиночестве! Чтобы все, слышите, даже мать, от вас отвернулись! Потому что только тогда вы бы посмотрели на меня и поняли, кто вас любит, кто предан, кто последовал за вами в Сибирь… или куда там…

— Как Сонечка Мармеладова за Раскольниковым, — удивленно проговорил Валера.

— Да! Именно так.

— И ведь твой план почти удался, — задумчиво добавил он.

— Если б не эта ваша… не от мира сего, — процедила Лена, снова уколов меня взглядом. — Ее закидоны я не могла рассчитать. Снайпер и тот промахнулся. Из-за голубя, блин!

Сергей присвистнул, а Валера внимательно взглянул в лицо бывшей помощнице.

— Неужели ты считаешь это любовью?

— А чем же еще? — буркнула Лена. — Вы — ужасный эгоист, избалованный любимчик судьбы. Вы не оставили мне шансов!

Я подошла к этой недоброй, ощетинившейся, вроде бы молодой, но такой старой в своей ненависти женщине и коснулась ее руки.

— Лена, но ведь в мире много других мужчин, а вы молоды и привлекательны.

— Я — Стрелец, я ставлю цели и иду к ним, и ждать могу сколько угодно долго, — показала мне зубы в подобии улыбки Лена. — Имей в виду.

— Боюсь, — заметил Ларин, — в тюрьме годы идут дольше. Гораздо дольше. И четко выговорил по-английски себе в грудь: — Мы закончили. Пора, ребята! Переводить вам теперь не переводить эту хрень на русском.

Парни из Интерпола показались сразу, они ждали только сигнала от Сергея, у которого под воротником был спрятан микрофон.

Лена запаниковала, задергалась, закричала по-английски:

— Я не виновата! Не верьте им! Это известный русский преступник и его сообщники!

Я отвернулась от неприглядной сцены и пошла к морю.

Валера догнал меня, взял за руку. Мы зашагали молча, слушая шум волн. Они заглушали весь тот неприятный осадок, что остался после разговора с Леной. Столько ненависти! Хотя это тоже любовь…

Сергей, веселый и залихватский, выскочил из-за спины и прервал наше привычно-медитативное молчание.

— Варюха, давай рассказывай, чего видела? Она тоже была там? В Индии?

— Это Гупта, — объяснила я. — Слуга Матхуравы. У Лены всё так и крутится на одних эмоциях, как заевшая пластинка.

— Давай-давай подробности. Не томи, — подмигнул Ларин.

— Зачем тебе, Серго-Радж? — хмыкнул Валера.

— Ну любопытно же!

— Мне, если честно, тоже. Расскажешь, Варюш? — спросил мой любимый.

— Гупта был одним из немногих в окружении Матхуравы, кто все знал о Соне, — поддалась я на уговоры. — Он был предан хозяину и равнодушен к Соне, считал, что хозяин имеет право с девушкой делать все, что хочет: он богат, а кто богат, тот и прав. Иногда Гупта даже подглядывал за тем, что вытворял Матхурава с Соной. И подслушивал. Когда Гупта понял, что хозяину грозит наказание, испугался, что и его тоже не погладят по голове. Чтобы его не назвали пособником в похищении девушки, он доложил обо всем страже. Воспользовался моментом, когда его послали за цветами к свадьбе. Но он слегка просчитался. Стража все-таки наказала его плетьми, не слишком травмирующе, но чувствительно. А потом мать заключенного под стражу Матхуравы, наша бедняжка Ника, велела побить и выгнать старого слугу. Он устроился прислуживать к торговцу фруктами. Когда испуганная беременностью Сона встретила его на базаре, она бросилась к Гупте и попросила о помощи. Ей не к кому больше было обратиться. Она отдала ему рубин на золотой цепочке — интимное украшение, которое сделал для Соны ювелир и единственное, что у нее от него осталось.

— То самое? — тихо спросил Валера.

— Да, то самое. Но Гупта обманул ее и, зная о штрафе, уговорил выкрасть у Прабхакара все деньги. Гупта и тогда умел втираться в доверие. Он не собирался помогать Соне. Гупта просто решил, что эти деньги станут ему компенсацией за то, что он пострадал из-за Соны и Матхуравы. Заполучив кошелек, слуга уехал из Паталипутры и прожил недолгую, но безбедную жизнь в Калинге.

— Почти, как Лена, — усмехнулся Сергей. — Гупта… имя-то какое. Почти Губка Боб. Ладно, ребята, вы едете или как?

— Мы догоним, — сказал Валера.

Ларин, как всегда резвый и бодрый, теперь уже почти как брат нам обоим, побежал к джипу с откинутым верхом. Мы его любим, но вдвоем всё равно лучше. Можно поговорить о том, над чем Серый, как правило, подшучивал.

— Я бы пожил тут немного, — сказал Валера.

— Да, здесь хорошо.

И мы замолчали, говорить не хотелось. За нас о вечном шептало море, лаская теплыми волнами босые ноги. Оно рассуждало о любви, удивляясь, какие извращенные формы та может принять. Иногда, людям так ее не хватает, что они придумывают, насаждают другим, выкраивают по лекалу любимого романа нечто нелепое, называя словом «любовь» и претворяют в жизнь, ломая чужие… Кто-то называет любовью удобство. Кто-то — страсть… У всех свои пути.