Юджин Бердик - Гарантия безопасности

Бак вошел в Восточный вестибюль, кивнул Индейцу, повернул налево и вошел в свой кабинет.

Раскрыв «дипломат», быстро переложил еду в левый нижний ящик стола, затем достал «Вашингтон пост» и положил на стол. Защелкнув портфель, поставил его в угол за вешалкой. Затем уселся за стол. Как обычно, ровно посреди стола лежали оставленные рассыльным полчаса назад «Правда» и «Известия», а также очередной номер «толстого» русского литературного журнала.

Бак начал читать советские газеты. Читал он их невероятно быстро. И, читая, то есть делая то, что проделывал уже сотни раз, испытывал ощущение гордости. Ибо знал, компетентно и не крича об этом, что был в числе трех лучших переводчиков с русского в Соединенных Штатах. Может, у Рискинда в университете Беркли чуть-чуть получше произношение, но и все тут. А уж в том, что переводит лучше Уоткинса из Пентагона, Бак даже и не сомневался. Всем же остальным американским переводчикам с русского до них троих — как от земли до неба. Даже лучший после них троих знаток русского в Америке — а это, пожалуй, Хейвен из Колумбийского университета — и тот не стоит к ним ближе.

Не без злорадства Бак припомнил, что на недавнем заседании Ассоциации по изучению славянских языков Хейвен дважды в одном докладе неверно привел русское слово «папизм». И только Рискинд, Уоткинс и сам Бак заметили ошибку. Переглянувшись через зал, они обменялись улыбками, еле заметно покачав головами. А кроме них, никто нюанса и не понял.

Специалистом же в области русского языка Бак стал совершенно случайно. В пятидесятых, в самом начале корейской войны, когда ему было двадцать два, его призвали в армию. Ко времени призыва он учился в колледже, но особой тяги к языкам не испытывал. Намеревался выучиться на инженера. Однако, проходя отборочные экзамены в армии, проявил лингвистические способности и очутился в Монтерее, в военном институте иностранных языков.

Дальнейшее развитие событий привело Бака в изумление. К концу первой недели обучения он оторвался от своей группы месяца на два. Преподаватель, русский иммигрант из Казахстана, был ошеломлен. Бак не только быстро овладел русским алфавитом, синтаксисом и особенностями русской грамматики, но и мгновенно воспроизводил любой диалект, на котором к нему обращался собеседник. Две недели спустя он стал своего рода знаменитостью. Русские, преподающие в институте, приглашали его поговорить по-русски, и он тут же начинал отвечать с тем же акцентом, с которым говорили они. Если его собеседник был родом из Грузии, в русской речи Бака начинали звучать грузинские нотки. Если он говорил с ленинградцем — свойственные ленинградцам интонации. Преподаватели внимательно вслушивались, иногда улыбаясь, когда Бак воспроизводил непривычный акцент. Еще неделю спустя Бака отчислили из группы — объяснили, что его присутствие на занятиях деморализует остальных курсантов.

Оставшийся срок обучения в Монтерее Бак прожил как бы двойной жизнью. Первую половину дня он был занят курсом усиленной языковой подготовки, где изучалось все — от древнерусской литературы до современных научных трудов. Во второй половине дня он превращался в объект изучения группой психологов, пытавшихся понять секрет его успехов в овладении русским. Его прогоняли сквозь бесчисленное множество тестов с целью определения способностей, физических и интеллектуальных возможностей и индивидуальных качеств. Результаты же престраннейшим образом свелись к нулю. Бак обладал коэффициентом умственных способностей среднего студента — около 122. Он показал весьма приличные результаты в тестах на реакцию на слова, но память его отнюдь не оказалась лучше, чем у среднего курсанта. Слух же оказался даже ниже среднего. Умение воспроизводить тональность, частоту и уровень звуковых колебаний оказалось феноменальным, но не подкреплялось никакими иными способностями. Психологи одновременно были и заинтригованы, и подозрительны. Все им казалось, что Бак чего-то не договаривает. Один из них выдвинул версию, что в раннем младенчестве на Бака произвел глубокое впечатление некто, являвшийся носителем русского языка. В развитии оной версии он даже подготовил статью, озаглавленную «Показательный пример отложения в памяти полученных в младенчестве языковых навыков». Тот факт, что установить присутствие в детском окружении Бака кого-либо, говорящего по-русски, так и не удалось, на ученого мужа ни малейшего впечатления не произвел.

По прошествии времени, ощутив безразличие Бака к происходящему, психологи начали обсуждать результаты своих изысканий прямо в его присутствии. Он знал до мельчайших подробностей, как трактуются его упражнения с пятнами Рорсгаха, как оценивается его Кус по результатам восьми различных тестов, что показало обследование его потенциальных профессиональных наклонностей, каков его индекс невропатии и насколько он толерантен к двусмысленности. Во всех тестах Бак выдавал стандартно средние результаты.

Бак лишь снисходительно улыбался психологам. Он-то прекрасно знал, что обладал самыми что ни на есть средними способностями. Причин же своих лингвистических успехов не понимал, да нисколько ими и не интересовался.

К концу года Бак говорил почти на всех диалектах русского языка ничуть не хуже любого из преподавателей.

Сначала Бак получил назначение в отдел Пентагона, где переводилась наиболее важная советская военная документация. Иногда давали на перевод документы, выкраденные, как говорили, американскими разведчиками или купленные у шпионов, кишмя кишащих в Гонконге, Берлине и Танжере. А иногда — просто длинные статьи из советских военных журналов.

Бак работал быстро и производительно. Даже опытные специалисты поражались скорости, с какой он переводил запутанные фразы.

«Сержант Бак является своего рода феноменом в нашем отделе, — писал в служебной характеристике его непосредственный начальник. — Он не только безукоризненно владеет русским, но каждый раз, встречая новый разговорный оборот, коими изобилует этот язык, всегда способен предложить неизменно верный эквивалент». Засим следовали еще несколько лестных для Бака абзацев, и характеристика завершалась рекомендацией направить его в офицерское училище, составленной в несколько негативных тонах: «Данного военнослужащего целесообразно направить в офицерское училище, поскольку его виртуозное владение языком заставляет старших по званию испытывать неловкость в обращении с ним как с нижним чином».

Бак чувствовал, что вызывает у коллег настороженность, и понимал почему. Все в отделе интересовались не только русским языком, но и советской политикой, экономикой, руководителями, вооружениями, даже просто русскими сплетнями. Бак же не скрывал, что все, связанное с Россией, ему глубоко безразлично. Его куда больше интересовали маленький красный автомобильчик «МГ», доведенный им до высшей степени технического совершенства, девушка из Джорджии по имени Сара и медленный джаз.