Юджин Бердик - Гарантия безопасности

— Дай же джентльмену войти, Уолт, — сказала мать полковника Касцио, расплываясь в приветственной ухмылке, широкой до неестественности. И шагнула вперед, с трудом сохраняя равновесие, широко расставляя ноги. Из горлышка бутылки на пол потекла янтарная струйка вина.

Отец, словно услышав подсказку, как следует вести себя, поклонился генералу и напыщенно забубнил:

— Сын всегда высоко о вас отзывается, сэр… Польщены, что разделите с нами эту… трапезу… и вообще польщены, сэр! Да… вообще польщены…

Наступила долгая пауза, за время которой генерал Боугэн понял то, над чем никогда не удосуживался задуматься прежде. Родители полковника Касцио говорили с акцентом жителей Теннесси, это были горцы, так и не прижившиеся в городе. Именно из-за них полковник Касцио никогда не говорил с южным акцентом, не прикасался к спиртному и не женился. Воинская служба была для него всем.

Неприятную сцену прекратил полковник Касцио. Вытянувшись в струнку, он подошел к двери и отдал Боугэну честь.

— Здравия желаю, сэр, — сказал он, сохраняя безупречную выдержку. — Полагаю, нас вызывают в часть.

— Совершенно верно, полковник. Сожалею, что вынужден прервать вашу встречу с домашними.

Улыбнувшись начальнику уголками губ, Касцио повернулся и подчеркнуто сильно, как будто затворяя дверь банковского сейфа, закрыл дверь в комнату. Из-за тонких стен донесся визгливый вскрик его отца:

— Черт бы побрал этого неблагодарного щенка с его вечно задранным носом! Нет, каков наглец, а?

Офицеры молча сели в машину. Ни тот ни другой никогда больше не упоминали об этом эпизоде.

Генерал Боугэн и сам был родом из Теннесси, из семьи с давними военными традициями. Боугэны из поколения в поколение жили в горах, и земли вечно не хватало, чтобы прокормить всех сыновей. Служба же в армии была для Боугэнов единственной приемлемой альтернативой земледелию. Еще с колониальных времен хоть один Боугэн да служил в армии Соединенных Штатов. Кто рядовым, а кто и офицером. В Гражданскую войну Боугэны дрались на обеих сторонах. Дед Боугэна имел чин капитана первого ранга и состоял адъютантом адмирала Мэхэна. Отец служил пехотным сержантом в первую мировую и дважды был награжден Серебряным крестом. И назвал своего сына Грант Ли Боугэн не потому, что хотел пошутить, а потому, что искренне считал Гранта и Ли величайшими полководцами американской истории. И в том, что они сражались друг против друга, никакой иронии не видел. Грант Ли Боугэн был первым в семье, кто дослужился до генеральских погон.

Голос Кнэпа заставил Боугэна вернуться в настоящее:

— Здесь почти как на подлодке, да, генерал?

— Подлодку, пожалуй, здесь напоминает лишь шлюз с люком, — ответил генерал. — А со временем привыкаешь, что сидишь в четырехстах футах под землей. Работа как работа.

Генерал Боугэн несколько кривил душой. На самом деле центр управления отнюдь не пришелся ему по душе, когда он получил сюда назначение. В тридцатых Боугэн пошел служить в авиацию по одной простой причине: хотел летать. И на протяжении почти тридцати двух лет только этим и занимался. Сначала летал на легких бипланах, затем на «П-38» и «П-51», а после войны — на реактивных бомбардировщиках. Летал «по уставу» и заслужил репутацию летчика скорее методичного, нежели творческого. Но его методичность сочеталась с мужеством. Эти два качества и принесли ему во время второй мировой войны крест «За летные боевые заслуги».

Боугэн вел истребитель «П-38», сопровождая над Германией группу бомбардировщиков «Б-17». Дело было в самом начале войны, истребители еще не научились не поддаваться искушениям. Одни то и дело вырывались из строя, гоняясь за «фокке-вульфами», которые пока еще держались на почтительном расстоянии. Другие не могли удержаться, чтобы не ввязаться в бой, в котором и так уже участвовало достаточное количество самолетов. Боугэн выполнял полет в безупречном соответствии с полученным заданием. Не оставлял порученные ему для сопровождения бомбардировщики, экономил горючее, огонь вел скупыми очередями. В итоге же все остальные истребители сопровождения израсходовали горючее еще в пятидесяти милях от цели и один за другим были вынуждены ложиться на обратный курс в Англию. Когда бомбардировщики вышли на цель, их сопровождал один-единственный истребитель — Боугэна. Он-то и угодил в ситуацию: решив, что бомбардировщики остались совсем без прикрытия, пилоты «фоккеров» обнаглели. Длинной вереницею взмыли восемь «фокке-вульфов», готовясь нанести бомбардировщикам удар в подбрюшье. Боугэн увеличил скорость и методично начал выбивать из этой вереницы один «фоккер» за другим. Заходя к каждому самолету сбоку и сзади, откуда летчик не мог его увидеть, он давал короткую очередь прямо в колпак кабины, надеясь убить пилота прежде, чем предупредит его собственными выстрелами. Аккуратно, точно следуя инструкциям, усвоенным за годы обучения, Боугэн сбил шесть из восьми немецких истребителей. Увертываясь от их взрывающихся обломков, он открыл дроссель и взмыл еще на несколько сот футов вверх. В этот момент оставшиеся два немца и заметили его. Мгновенно увеличив скорость, они ринулись за ним в погоню, описывая дугу. И опять Боугэн действовал по инструкции. Используя некоторые преимущества в скорости «П-38», он держался в недосягаемости для пушек немецких самолетов. Они гнались за ним чуть не до Ла-Манша, раздразненные возможностью сбить его, расквитаться за смерть шестерых товарищей. Боугэн хладнокровно вызвал базу, и в двадцати милях от Ла-Манша уже барражировала, подменяя его, группа «П-38», обрушившаяся с высоты на «фокке-вульфы», имея на своей стороне полное преимущество.

Тридцать секунд спустя с «фокке-вульфами» было покончено.

Боугэн всегда испытывал неловкость из-за того, что получил крест «За летные боевые заслуги». Ведь он действовал точно по инструкции, только и всего. Как и каждый участник воздушных боев, он испытывал страх, глубокий, неискоренимый и не кончающийся до самого конца схватки. Но в операции, принесшей ему награду, он вовсе не ощущал ни особой опасности, ни особого риска. Просто обычный страх боевого летчика, и больше ничего.

Последним боевым самолетом, на котором летал Боугэн, был «Б-53». А затем его чуть было не «зарезали» на медосмотре. Точного диагноза не ставили, но военврач колебался, избегая смотреть ему в глаза, рассуждал о кинестетической атрофии, влиянии на нее возраста, рефлексах и быстроте реакции. Разговор носил общий характер, но оба собеседника отлично понимали, что подразумевается конкретно. Если генерал Боугэн будет настаивать на продолжении полетов на «Б-58», его признают физически непригодным. Если согласится на более медленные бомбардировщики или на кресло второго пилота, он сможет снова подняться в воздух. Трудная была минута. Затем генерал Боугэн вставил в разговор, как бы между прочим, что подумывает отойти от оперативной подготовки и сосредоточиться на вопросах стратегии. «Летать — дело молодых, — солгал он. — А нам, старикам, надлежит отвечать за общее положение дел».