Иван Козлов - Мой брат, мой враг

Через считаные секунды после этого Дойник лежал в углу кабинета, и голова его покоилась в корзине для мусора. Все произошло до того стремительно, что он не мог сообразить, отчего это тело утратило вес и с такой легкостью поднялось в воздух. Даже момент удара не запомнил. Ну, зашли двое, ну, он встал им навстречу… И все. Дальше — эта корзина и сигарные огарки под носом. Лежать страшно неудобно, рука неудачно подвернулась, но не хочется ни шевелиться, ни спрашивать о чем-нибудь незваных гостей. А чего спрашивать? И так все ясно. Калганов с дружком заявились. Можно предположить почему. Не справился, видно, с задачей Лукаш, выдал, стервец.

Бильбао подошел к нему, поправил ногой корзину, чтоб та еще глубже налезла на голову Дойнику. Павел Павлович сжался, ожидая удара.

— Не бойся, лежачих не бью. Но что с тобой делать, даже не знаю. Что делать с ним, Коленька? — повернулся он к другу, усевшемуся на краешек стола.

Тот старательно протирал платком стекла очков, и кажется, только это его заботило. Но ответил Коленька сразу и на удивление миролюбиво:

— Пал Палыч, считай это первым предупреждением, ладно? И не доводи дело до второго. Не надо.

Дойник только хлопал глазами, глядя на гостей через крупную пластиковую вязь корзины.

— Ты ведь что-то говорил о проектах, о палатках, — продолжил Коленька. — Вот и занимайся этим. На недвижимости свой бизнес делай. Но о рынке забудь. Сигарой можно угоститься?

Бильбао так же, ногой, подвинул корзину, освободив из нее голову Дойника. Тот, все еще не придя в себя, продолжал лежать до тех пор, пока Коленька не приказал ему:

— Вставай. И иди сюда, садись на стул. В конце концов, мы ведь поговорить пришли. Сигару-то взять можно?

— Хоть всю коробку, — ответил Павел Павлович и боязливо поднялся, глядя на Бильбао. Но тот, казалось, полностью потерял интерес к хозяину кабинета. Бильбао рассматривал японский настенный календарь с полуголыми красавицами.

— По рынку все понятно и вопросов нет? — спросил Коленька.

— Есть. Я уже говорил, что за рынок плачу кое-кому. Если перестану это делать, то Аслан… Ну, вы же понимаете? Он будет недоволен, поскольку ему тоже приходится тратиться. Его торгаши переехали на новую точку, а там выручка уже не такая.

— В таком случае он не тратится, а просто меньше получает, — сделал вывод Коленька. — Думаю, ему хватит и того, что он имеет.

— Да, но вряд ли так думает и он…

— Будут проблемы — ты уже знаешь, где меня искать, — резко повернулся к Дойнику Бильбао. — Можешь этот адрес сообщить своему Аслану. Пусть подъезжает в любое время — потолкуем.

— Я, конечно, все ему скажу, однако не уверен… — начал Павел Павлович, но Бильбао прервал его:

— Дальше пошли пустые разговоры: уверен, не уверен. Я на ромашках не гадаю. Но одно скажу точно: если еще раз попробуешь меня на испуг взять, заикой до конца жизни ходить будешь. Все, Коленька, уходим.

— Уходим. А сигары я с твоего разрешения, Пал Палыч, забираю.

— Может, на мировую? — неожиданно даже для себя предложил Дойник. — По стопочке коньяку выпьем? Хороший армянский коньяк…

Бильбао взглянул на Коленьку, но тот покачал головой:

— В другой раз как-нибудь. Когда повод будет посущественней.

Они ушли так же стремительно, как и появились, а Дойник, наливая дрожащей рукой коньяк в стакан, решил, что он отделался еще очень легко.

Автостанция стояла на окраине их городка. К центру от нее отходил асфальтированный тротуар, засаженный с двух сторон кустами желтой акации. Давно, еще в застойные времена старых правителей, по ночам тротуар освещался желтоватыми фонарями, ныне же все утопало во мраке.

Автобус, на котором возвращались домой Бильбао и Коленька, прибыл поздним вечером. С моря дул ветер, тащил с собой тучи и мелкий уже нетеплый дождь. Все было бы еще ничего, если бы сам тротуар содержали в надлежащем виде, но ремонтировать его забыли с тех самых пор, как погасли фонари. Предстояло топать по лужам.

Коленька коротко чертыхнулся, заранее морщась от перспективы вымочить ноги, но тут рядом с автобусом остановилась старенькая блеклая волжанка и так же старчески, хрипло засигналила. Бильбао сразу узнал машину: это была редакционная тачка. В районке он был не то чтоб своим человеком, но когда год назад пошел работать на завод и дал матери слово стать студентом-заочником, то выбрал журналистику. Поступить в университет можно было, только имея опубликованные материалы, вот он и принес в газету заметку об одном ветеране труда. Ее тут же опубликовали, не поправили ни слова, попросили писать еще. Но дело вовсе не в просьбах: в университет надо было представлять несколько работ, потому Бильбао и взялся за перо…

— Сергей! А мы специально за тобой сюда приехали!

Бильбао сразу же узнал голос, грудной, с легкой картавинкой. Ольга Ивановна Полякова, замредактора, приоткрыла дверцу машины:

— Садись на заднее сиденье.

— Я не один, Ольга Ивановна.

— Ну и что? Садитесь вдвоем. Товарища доставим по назначению, а тебя — куда надо.

Когда Полякова улыбалась, лицо ее хорошело, и Бильбао сейчас подумал, что дядя Федя не прав: женщина эта недурна даже на трезвую голову.

— А куда меня надо? В кутузку?

— В редакцию.

— Я бы завтра к вам зашел. Надо проставиться, поскольку в университет благодаря публикациям и рекомендации поступил.

Полякова продолжала улыбаться:

— На пьяную голову серьезные проблемы не решают, а если редакция даже машину прислала, чтоб тебя на автостанции встретить, то, значит, проблема серьезная. Ты согласен?

— Он согласен, — ответил за друга Коленька. — Меня у поворота на пляж высадите.

Водитель волжанки был молчуном, за всю дорогу не проронил ни слова и, только затормозив у здания редакции, спросил:

— Мне вас ждать, Ольга Ивановна?

— Нет, я домой сама дойду, а будет страшно — Калганов проводит. Так? — И, адресуя дальнейшие слова больше водителю, чем Бильбао, продолжила: — У нас ведь разговор пойдет о кадровой политике редакции, в которой одну из ролей мы отводим вот этому молодому человеку, талантливому во всех отношениях. С утра завтра летучка, и я должна сказать главному редактору, чем закончились переговоры с моим протеже. По сути, Калганов, я ведь открыла тебе зеленую улицу в журналистике. И теперь хочу, чтобы тебя зачислили в штат редакции. Так что прошу в мой кабинет.

Водитель уехал. Она поднялась на слабо освещенное крыльцо, отомкнула дверь, жестом пригласила его пройти в темное помещение:

— Прошу. — Шагнула следом. — Не спеши, лучше дай мне руку. Ты ведь не знаешь, где здесь выключатель. Или он нам пока не нужен?

И тут же прильнула к нему, запустила руки под рубашку:

— Ой, мочи уже нет! Порви меня на кусочки! Можешь прямо здесь!