Иван Козлов - Мой брат, мой враг

Сиротка, все еще навалясь на дипломат, продолжая сжимать в руке ненужный пистолет, сказал тускло:

— Меня сдали. Кто, кто меня сдал? Кто подставил?

— Я не такой дурак, чтоб не решить подобную задачу самому, — ответил Сергей. — Все подсказки — на поверхности. И брось обнимать дипломат, ничего интересного в нем нет, только пустая бумага.

Сиротка никак не отреагировал на эти слова, взгляд его был пугающе пуст.

— Посидели, поговорили, пора и честь знать. — Бильбао поднялся, подошел к вешалке. — Я все же хозяин слова, брат. Раз тебе понравился мой полушубок — надевай его. Да оставь в покое кейс, сейчас макулатуру уже нигде не принимают.

Сиротка действовал как во сне, он, кажется, совсем перестал соображать. Механически надел полушубок, который протянул ему Бильбао, даже не поправил шапку, налезшую на глаза. Только с дипломатом не думал расставаться, сжимал ручку так, что побелели пальцы.

— Ну и черт с тобой, — сказал Бильбао.

Облачившись в пальто брата, Сергей вытащил из его кармана паспорт с вложенным туда билетом. Через два часа, оказывается, Сиротка должен был уехать в Ростов.

— Зачем? — спросил Бильбао, показывая на билет.

Брат глухо, обреченно ответил:

— Отсидеться, если шум поднимется.

— В том случае, если бы ты меня отравил и за дело принялась милиция? Напрасно страховался: ей сейчас хватает громких убийств. Я не депутат, не авторитет и не застрелен в центре города. Вот если б принародно грохнули, тогда… Так?

Сиротка не ответил. Губы его, правда, при этом дрогнули, он явно хотел что-то сказать, но не стал этого делать.

Бильбао продолжил:

— Может, тебе действительно уехать? Лучше — совсем. Это мой совет, но поступай как знаешь. Теперь ты для меня никто. Бычков ловить мы вместе никогда уже не будем.

— Каких бычков? — непонимающе спросил Сиротка.

— Это я так. Прощай.

Бильбао вышел первым и повернул не к метро, а в темную глушь улицы. Захотелось пройтись по морозному воздуху, никого не задевая плечами.

Сотовый телефон только пискнул, а Благой уже заорал:

— Не тяни! Что там?

— Они вышли, — сказала трубка.

— Они? Вдвоем, значит?

— Да. Бильбао идет к метро.

Благой отключил телефон и выругался. Ничего никому нельзя доверить! Неужели же так трудно подбросить в чашку кофе таблетку? Сделай это Сиротка, и все вопросы были бы сняты. Теперь надо действовать самому. Но может, это и к лучшему? Не с чужих слов, а своими глазами увидеть гибель врага.

— Бери ствол, — приказал он сидевшему рядом с ним в салоне машины парню. — Не жалей, весь рожок в него разряжай. Потом сразу дави на газ.

И сам вытащил «беретту».

Их машина стояла рядом с тротуаром, по которому шел тот, кто причинил Благому за последнее время столько хлопот. Ладно — перешел дорогу с нефтью и деньгами, ладно — убрал его лучших людей. Но Наташа… Это она только говорит, что ненавидит мужа, а сама может и вернуться к нему, это Благой чувствует, а у него чувства обостренные, как у волка. Нет, Благой не отдаст ее, он сделает все, чтоб она осталась только с ним. Он оденет ее в золото, будет сдувать с нее пылинки и уничтожит любого, кто посмеет даже взглянуть ей вослед.

Вот он приближается, Бильбао. Не перепутать. Полушубок, кейс тот же, с которым он и выходил из метро. Значит, разговор между братьями не получился, не отдал Бильбао бумаг Сиротке.

Пять метров. Пора.

Он выстрелил первым, и тотчас длинную очередь выпустил его напарник. Было видно, как тело жертвы дергалось от входящих в него пуль.

Благой выскочил из машины, вырвал из руки лежавшего дипломат, ловко вновь занял свое место на заднем сиденье белых, угнанных всего два часа назад «жигулей».

— Теперь гони!

На левом берегу Дона зима не чувствовалась. Снег лежал вперемешку с песком и не таял, но легкий ветер со стороны Азова дул теплый, гнал по небу не по сезону светлые, легкомысленные облачка.

Бильбао и Марина Сереброва сидели за столиком на летней открытой веранде кафе, пили чуть терпкое сухое вино.

— И ты Благого больше не видел? — спросила она.

— Ну почему же, видел. На следующее же утро после того, как погиб Сиротка, сел на электричку и поехал к нему в гости.

— Прямо вот так сел и поехал?

— Прямо вот так.

На этот раз в доме не было охраны, он вошел во двор, нажал кнопку звонка. Дверь открыл сам Благой. Открыл и стоял с перекошенным ртом, словно парализованный, глядя, как Бильбао достает пистолет и не спеша взводит его.

«Я стреляю вторым, — сказал Бильбао. — Сейчас мой выстрел».

И тут появилась Наташа. Не закричала, не бросилась заслонять Благого, просто стала рядом с ним и спросила: «Ты можешь, оказывается, убить человека?» Она, наверное, еще плохо знала того, с кем стала жить.

Бильбао повернулся и ушел. Ушел к себе домой, привел там все в порядок, и квартира очнулась от запустения. Неделю там прожил. Никто не звонил и не наведывался в гости.

— И думаешь, уже не будут наведываться?

— Не знаю, — честно признался Бильбао. — Что еще произойдет — не знаю.

— А в Ростов ты приехал ради меня? Посмотреть концерт? Ну, скажи, что это так, чего тебе стоит.

— Не знаю, Нина-Марина. И тебя захотелось увидеть, и дядю Мишу.

Дядя Миша, словно услышав их слова, вышел, сел на свободный стул, налил вина.

— Ах, какую же вы мне скрипку подарили! Так хочется поиграть, но некому, некому! Что сыграть, Сережа?

— Бен-Хаима.

— Ты запомнил? Ты запомнил это имя? Слушай! Я буду играть и плакать, это ничего? Это старому еврею можно простить? А вы говорите о своем, говорите, это музыке не мешает.

Предзакатное солнце отсвечивало в воде, чайки ловили воздушную волну, паря над Доном.

— Ты приехал сюда перевести дух, я правильно поняла?

— Правильно.

— А что будет потом?

— Вернусь к работе. У меня есть издательство. Буду выпускать книги.

— Не хочешь свою написать?

— Хочу, — коротко ответил он.

— Подаришь мне первый же экземпляр.

— Нет, — покачал головой Бильбао. — Девочки обычно читают о житии святых, а я напишу о житии грешника.

Вышла официантка, поставила перед ними новую бутылку вина. Вино было янтарным по цвету и имело аромат поздней сырой осени.

— Ты уже знаешь, как будет называться твоя книга?

— Да.