Артур Строгов - Правозащитник

— В прошлый раз твой молодой человек, извини, оказался совсем не тем, кто был тебе нужен.

— Каждый имеет право на ошибку. Мой новый парень заботливый и меня на руках носит.

— Ты обижена, признай это, — заключил Милош, — ты словно уязвлена. И связано это не только с отъездом дяди.

Ива замолчала и задумалась.

— Я предполагала, что мой брат меня поддержит в таком деле.

— Я хочу быть справедливым.

— Справедливым для кого? Кто-нибудь вообще думает обо мне? О том, что чувствую я? Я тут как в плену! Уже столько лет. Весь этот эскорт до моего университета… Эта Самина, которая сует свой нос во все что можно! Это невыносимо! Как ты этого не видишь?

Милош задумался.

— Ты ждешь от меня каких-то решительных действий? Чтобы я конфликтовал с дядей? Человеком, который столько сделал для меня… для нас…

— Но я жду хотя бы понимания… от моего родного брата… — тихо произнесла Ива и ее глаза наполнились слезами. — Но, видимо, я ошиблась. Извини, что вообще отвлекла тебя.

И она выбежала из комнаты как обиженная королева.

Морозным утром 20… года перед городским зданием суда, выстроенным в постмодернистском стиле, две симметричные башенки которого снег разукрасил серебристым орнаментом, собралась небольшая толпа. С виду их можно было принять за нищих или оборванцев, похожих на персонажей Достоевского «Униженные и оскорбленные». Это были те, кого современная Фемида низвергла в пропасть нищеты и беспомощности, навсегда закрыв глаза милосердию и состраданию. Увы, эти люди, лишившись не только имущества, но и последних сбережений, пытались протестовать, держа в руках самодельные плакаты.

Антон Сергеевич лицезрел все это, подъезжая к зданию суда со своей семьей. Его сопровождал брат Самины — невысокий, молчаливый человек лет тридцати.

— Это только малая часть того, в чем виновен бывший поверенный по долгам, — заметил Антон Сергеевич, — на самом деле людей, которые потеряли все, гораздо больше…

— Господин Белосельский все решит, — возразил брат Самины, — в его отсутствие за Вашу безопасность отвечаю я.

— Но Вы не можете нас вечно охранять.

— Слово Белосельского — тверже алмаза.

— Не сомневаюсь, — отвечал с легким оттенком сомнения Антон Сергеевич, — если, разумеется, он сумеет вырваться из водоворота «важных событий» и приехать…

Они расположились в небольшом зале ожидания судебных решений.

— Он вернется, — горячо произнесла дочь Антона Сергеевича.

Девочка произнесла эти слова с такой трогательной детской доверчивостью, что на глаза невольно навернулись слезы.

Ее сестра, более хладнокровная девушка лет восемнадцати, возразила:

— Так бывает только в сказках. Ты опять взяла с собой этот глупый эпос… Пойми, в сказаниях про эльфов и троллей побеждают любимые герои. В реальности зло берет верх над добром. Мир несправедлив как этот суд.

— Нет, — горячо возразила девочка, и ее глаза помимо воли наполнились слезами, — я это чувствую… я это знаю… Алексей вернется… он не подведет нас.

Вмешалась мать. Она взяла дочь на руки и строго произнесла:

— Что это за вещица у тебя на шее? Ты так и не сказала нам. Это от кого подарок?

— Это медальон от Лизы.

— Жена Белосельского подарила? Зачем? С какой целью?

— Это секрет.

— Полина, — строго сказала ее мать, — ты меня удивляешь! Ты же воспитанная девочка, знающая правила хорошего тона. Не нужно принимать такие подарки от посторонних людей. Эта Лиза — шустрая девчонка! Видно, что вертит мужем как пожелает! Да и сам Белосельский кажется несколько подозрительным. Я сама лично видела, как он провожал группу подозрительных байкеров. Мне это не нравится… Порядочный человек не может заводить дружбу с голодранцами на мотоциклах!

— Он добрый и поможет нам.

— Полина, ты еще ребенок, и начиталась басней, — произнесла сестра, приходя на помощь матери, — не надо никого идеализировать! Все люли обманщики! Включая этого правозащитника! В этом мире нет справедливости. Сегодня решающий день, когда суд вынесет решение. И вполне вероятно, что у нас отберут последнюю надежду. Нам будет некуда пойти. Не сидеть же вечно в гостинице. Мы не хотим быть никому обязанными.

Девочка хотела что-то возразить сестре и матери, но вдруг замолчала.

В эту минуту к ним приблизился неприятного вида человек в дорогом костюме, напоминающий разжиревшего бобра, с презрительно задранным подбородком. Полина тут же про себя назвала его «Кастор», вспомнив один древнегреческий миф. Позади «Кастора» виднелся его спутник, вызывающий симпатию еще в меньшей степени — это был грубый двухметровый рыжеватый детина, с массивной челюстью как у мастифа и свирепым оскалом зубов как у аллигатора. (Позже выяснилось, что это известный депутат в сопровождении своего адвоката.)

— Ваш правозащитник струсил, — буркнул депутат, даже не поздоровавшись, — и позорно бежал. Я вам советую даже не подавать апелляцию. Это ни к чему не приведет. Решение суда известно.

— Это неправда! — Полина почти закричала. — Белосельский приедет!

— Присутствие детей здесь излишне, — произнес депутат, — и я сейчас скажу служебным приставам, чтобы вывели всех лишних на улицу.

— Вы не можете диктовать здесь свои условия, — спокойно произнес брат Самины.

— Все равно у вас ничего не получится, — продолжал депутат, — ровным счетом ничего. Все ваши квартиры перейдут в собственность моей компании… Я знаю, что ваш правозащитник серьезно потревожил в нашем городе кое-кого из влиятельных людей и даже попытался наводить свои порядки, но, как вы сами видите, ему ничего не удалось, кроме как просто сбежать под любым предлогом. Лучшее, что вы можете сделать…

— Мы будем бороться дальше, — возразил Антон Сергеевич и подошел почти вплотную к наглецу.

— Это бессмысленно, — возразил депутат, — в этом городе власть — это я… Решение суда известно. Мой шеф — самый влиятельный человек этого региона. Он входит в число самых богатых миллионеров по версии журнала «Русские миллионщики». Идти против такого человека — самоубийство.

— Вы глубоко заблуждаетесь, — произнес властный голос позади, при звуке которого все встрепенулись, а Полина радостно вскрикнула.

Девочка больше не сдерживала эмоций и бросилась навстречу Белосельскому с той стремительной быстротой, с какой утопающий хватается за соломинку.

— Я же говорила, я не сомневалась!

Белосельский погладил Полину по голове. Лиза сделала то же самое.

— Если я опоздал, то на несколько часов. Это не моя вина. В такую погоду частный самолет не всегда легко посадить. Особенно такую «стрекозу».

— Вы ведь спасете нас, правда?