Елена Арсеньева - Безумное танго

Кто рассказал Чужанину?

Откуда он узнал?

Эти два вопроса теперь преследовали Тамару.

Прошло шестнадцать лет. Шестнадцать! У кого могла быть такая отличная память, чтобы сохранить в ней случившееся в Приморских Тетюшах, запомнить то, о чем Тамара, жертва, старалась забыть?

Ничего, ничего не запомнила она, кроме паскудного шепота Шуньки. Нет, еще лицо той рыжей, не в меру проницательной медсестры из Уссурийского госпиталя запомнила. Почему-то их не удавалось забыть, как ни старалась. А Тамара ох как старалась! Год за годом те лица из прошлого вспыхивали перед ней в самые неподходящие минуты, в самых неподходящих местах. То она шарахалась от кого-нибудь на записи передачи в сборочном цеху Автозавода. То метала ненавидящий взгляд на попутчика в трамвае. То вдруг замирала посреди дружеской попойки, почти потеряв сознание от ужаса, потому что перед ней как бы предстало одно из тех шести лиц…

Этого не могло быть, Тамара слишком хорошо понимала, сколь мала вероятность такого совпадения: чтобы парень, служивший в Приморье, на Дальнем Востоке, оказался на Волге, в Нижнем. И чтобы они еще непременно столкнулись нос к носу!

С другой стороны, всем известно, что на свете возможны самые невероятные совпадения. Но судьба не может подложить ей второй раз такую свинью, просто не может!

С каждым месяцем и с каждым годом Тамаре все легче удавалось убеждать себя в этом. Ее ли усилия («Не вспоминать! Забыть!») сыграли свою роль, а может, просто милосердное время делало свое дело, однако все реже призрак из ее прошлого вдруг переходил рядом с ней улицу, или вел такси, в которое она садилась, или ужинал за соседним столиком в «России». Столько лет, конечно! Теперь она, даже постаравшись, не могла бы восстановить в памяти облик солдат или, например, врачей и сестер госпиталя. Так, маячили на обочинах сознания незначительные детали вроде рыжих, вздыбленных начесом волос госпитальной медсестры, да капель пота, падающих с Шунькиного лба, да его отражения в застекленном портрете какого-то там вождя…

Много лет Тамара была просто счастлива такой забывчивостью, но теперь проклинала себя за нее. Какой-то враг, враг из прошлого был рядом с ней. Он подобрался совсем близко, выжидая случая, чтобы ужалить, как змея из засады. Он и ужалил, а Тамара только и могла, что хвататься за укушенное место, корчиться от боли, бестолково вертя головой: откуда, кто, почему?!

Почему, за что – такие привычные, в зубах навязшие вопросы… И нет на них ответа у судьбы.

А вот просто так, ни за что! Ей ли, журналистке Тамаре Шестаковой, не знать, что наши радости и горести, наши беды и боль для большинства окружающих, даже самых близких к нам людей, ничего не значат, это только незначительная запинка на их жизненном пути, повод для развлечения – вот именно, для развлечения, пусть они и делают вид даже перед собой, будто это их огорчает!

Кто-то болтанул языком – просто так, от нечего делать, может быть, даже не по злобе. «Тамара Шестакова? А это не та жена Валерки Шестакова, который служил где-то у черта на куличках, в Приморье, и там застрелился? И знаете, почему?..» В конце концов, правда о смерти Валерия могла дойти до его друзей. Хотя если даже осталась тайной от сестры… А может быть, Тамара недооценила свою золовку? Может быть, та и правда что-то откуда-то знает, поэтому и ведет себя с Тамарой так…

Нет, зря, зря, никак Валентина себя не ведет, она всегда роднилась с Тамарой, всегда считала ее снохой. Обожала племянника, и если кто-то не давал этим отношениям сделаться еще теплее, так это сама Тамара. Все-таки Валентина была слишком похожа на брата, и стоило только поглядеть в эти серо-зеленые глаза, как вспоминался опасный прищур Валерия, его перекошенный злобой красивый рот…

При чем тут рот? Глаза! Все дело в глазах!

Тамара вскочила с тахты, на которой лежала, закутавшись в старенький, вытертый, но такой теплый и любимый плед, и подошла к балконной двери.

Снизу, от входа в подъезд, поднимался душный аромат сирени – ночь обещала быть безлунной, облачной. Серые тени бежали по черному небу, ветер перебирал молодую листву. Какой несусветный в этом году май, студеный, неприветливый! Но все равно – природа берет свое, трава прикрыла выстуженную землю, и в свой срок оделись листвой деревья, и даже сирень распустилась, вон как пахнет. А из угла двора доносится чуть уловимый горьковатый запах полыни, которая растет себе и растет, несмотря на то что в прошлом году ее безжалостно рубили под корень…

В прошлом году, эва хватила! Мало ли что было в прошлом году!

Роман так и не перезвонил, так и не пришел. Обиделся. Привычная тоска ужалила в сердце, но Тамара не дала ей воли. Ладно, как-нибудь помирятся, Роман хоть и обрел желанную финансовую независимость, хоть и стал почти своим в рекламных кругах Нижнего, а все-таки ему еще нужны поддержка Тамары, ее старые связи. Помирятся! Только вот вопрос, как он поведет себя, если узнает то, что знает теперь о Тамаре Чужанин?

Ну, Глеб, может быть, и не станет трепать языком. Скорее всего эти сведения вырвались у него под горячую руку, от злости, ведь какой враг ему Тамара? Так, мелочь. Но тот, кто сболтнул ему… где гарантия, что этот человек не сболтнул и кому-то другому, что информация о позорном прошлом Тамары Шестаковой не пошла, как круги по воде?

Да ну, глупости, она преувеличивает значимость этой информации! Даже ее лютая врагиня Римка Поливанова вряд ли додумается брякнуть статеечку на такую тему в своем «Губошлепе», овладей она, к примеру, этими сведениями. Слишком давно это было и слишком непохоже на правду. Кому сейчас есть дело до тайн шестнадцатилетней давности?

Нет, есть человек, которому дело определенно есть. И это отнюдь не Роман. Вернее, два человека. Олег и Валентина. Ее сын и сестра ее покойного мужа, который не был отцом этого сына.

Вдруг вспомнилась одна сцена, показавшаяся прежде незначительной, а теперь… И не поймешь, как к ней теперь относиться!

Было это в конце апреля. Валентина приехала, чтобы забрать Олега в Лысково, и когда Тамара вернулась домой, они уже сидели на кухне, азартно резались в подкидного и пили чай с домашним пирогом.

Тамара изобразила улыбку, хотя настроение у нее сразу испортилось. Во-первых, она ждала Валентину только завтра, а сегодняшний вечер намеревалась провести с Романом. Теперь на этих замыслах придется поставить крест, и еще надо будет улучить минуту оторваться от вездесущей золовки и позвонить в мастерские, где был общий на всех аппарат, предупредить, что не придет, а потом мучиться догадками, где и с кем он проводит вечер, а может быть, и ночь. Во-вторых, она ненавидела карты вообще, а игру в дурака – в особенности. Ей самой всю жизнь не хватало времени, и пустая трата этого драгоценного времени другими людьми казалась Тамаре непростительным расточительством. В-третьих, придется есть этот Валентинин пирог: слишком жирный, слишком тяжелый, с острой мясной начинкой. Пирог этот потом долго будет лежать комом в Тамарином чувствительном желудке. В-четвертых… в-четвертых, у Тамары всегда непроизвольно портилось настроение, когда она видела сына. Ну ничего она не могла поделать с собой, особенно после того, как обнаружила ту картонную коробку с портретом Валерия и письмами Олега к нему!