Лоуренс Блок - Рассказы [компиляция]

Вздохнув поглубже, она сумела сдержать кашель. Она по-прежнему держала в руке салфетку, которую использовала, чтобы тщательно вытереть столовые приборы: столовую ложку, кофейную ложечку, вилку и нож для масла. Потом она сложила их в сумочку и защелкнула застежку.

Теперь она огляделась по сторонам и сделала виноватое лицо.

Она поднялась на ноги и почувствовала легкое головокружение, как часто бывало в последнее время. Она оперлась рукой о стол, дожидаясь, пока не пройдет слабость. Потом сделала глубокий вдох и направилась к выходу.

Она шагала размеренно и спокойно, не торопясь, но и не мешкая. В этом кафе, в отличие от другого кафе-автомата ближе к ее пансиону, были вращающиеся двери, и она помедлила, пропуская входившего человека. Стоя у двери, она думала о хозяйке пансиона и о двадцати долларах, которые следовало заплатить еще три дня назад. Сейчас в ее сумочке лежало семь долларов и пятнадцать пятицентовиков, значит, можно пока заплатить за неделю, и у нее будет еще несколько дней, чтобы найти деньги, и…

— Куда это вы собрались? Стойте, мэм.

Она шагнула к двери, но тут кто-то грубо схватил ее за плечо. Она обернулась, и — да — это был он, администратор с тонкими, поджатыми губами.

— Наглость — второе счастье, — сказал он. — Вы не первая, кто пытается вынести из кафетерия ложку или нож, но вы взяли целый набор. Да еще и протерли салфеткой.

— Да как вы смеете!

— Отдавайте, что взяли. — Он схватил ее сумочку.

— Нет!

Она вцепилась в сумочку обеими руками.

— Да как вы смеете! — вновь возмутилась она, на этот раз громче, зная, что все посетители кафетерия сейчас смотрят на них. И пусть смотрят.

— Вы никуда не уйдете, — сказал ей администратор. — Господи, я просто хотел вернуть, что вы украли, но при таком отношении… — Он крикнул через плечо: — Джимми, звони в участок! Пусть пришлют полицейских.

Его глаза блестели — о, он прямо-таки наслаждался происходящим, — говорил без умолку, повторял, что она сама напросилась, и это станет наукой для остальных, а ночь или целые сутки в участке заставят ее уважать чужую собственность.

— Так что, — сказал он, — откроете сумку сами, или будем ждать полицейских?

Полицейских было двое. Один лет на десять старше другого, хотя оба казались ей молодыми. И было вполне очевидно — они не рады тому, что их вызвали наказать женщину в возрасте, которая украла из кафетерия столовые приборы.

Именно старший полицейский обратился к ней и чуть ли не виновато попросил открыть сумочку.

— Конечно, — сказала она, щелкнула застежкой и достала из сумочки вилку, нож и обе ложки. Полицейские смотрели на них без всякого интереса, но администратор кафе сразу понял, что сейчас будет, и она с трудом скрыла улыбку, увидев, как он изменился в лице.

— Мне нравится, как здесь кормят, — сказала она. — Сюда ходит приличная публика, здесь удобные стулья. Но что касается ложек и вилок… Мне не нравится, как они ощущаются в руках и во рту. Я предпочитаю собственные столовые приборы. Это из маминого набора, настоящее серебро. Видите, тут монограмма, мамины инициалы…

Тут же последовали извинения, но она была непреклонна. Администратор предлагал в качестве компенсации оплатить ее сегодняшний обед за счет заведения — и еще много обедов на месяц вперед — и…

— Теперь ничто не заставит меня вернуться сюда еще раз.

Что ж, ему очень жаль. К счастью, никто не пострадал, так что…

— Вы унизили меня на глазах у людей. Вы схватили меня за руку. Пытались вырвать у меня сумочку. — Она обвела взглядом зал. — Вы видели, что он сделал?

Несколько клиентов кивнули, включая женщину, которая положила в кофе так много сахара.

Очередной поток сбивчивых извинений, но она не желала ничего слушать.

— Мой племянник — юрист. Я ему позвоню сразу, как только вернусь домой.

Администратор изменился в лице.

— Давайте пройдем ко мне в кабинет, — предложил он. — Я уверен, мы все уладим.

Вернувшись к себе в пансион, она первым делом заплатила за комнату. За просроченный месяц и еще за два вперед.

Она поднялась к себе, достала из сумочки ложки, вилку и нож и вернула все в ящик комода. Это действительно набор, на каждом предмете монограмма, но инициалы вовсе не мамины.

И это вовсе не чистое серебро. Иначе она давно продала бы весь набор. Но приборы красивые, посеребренные. Обычно она их не носит с собой, но дома они служат ей верой и правдой, когда она разогревает на крошечной плитке банку консервированной фасоли.

И сегодня они послужили ей как нельзя лучше.

Когда она оказалась в кабинете администратора, тот попытался откупиться от нее сотней долларов, но мгновенно удвоил сумму, когда она одним взглядом дала понять, что он ее оскорбил. Когда она сделала шумный глубокий вдох и решительно покачала головой, двести долларов тут же превратились в триста. Она задумалась, чуть было не согласилась, но лишь вздохнула и высказалась в том смысле, что, возможно, ей лучше все-таки проконсультироваться с племянником.

Администратор слегка побледнел и предложил пятьсот долларов. У нее было чувство, что она могла бы выжать из него и больше, но Альфред ее научил, что надо уметь вовремя остановиться. Поэтому она, надолго задумавшись, любезно согласилась принять компенсацию.

Он попросил ее подписать какую-то бумагу. Она не стала возражать и подписалась тем именем, которое использовала и раньше, а он отсчитал ей оговоренную сумму банкнотами по двадцать долларов.

Двадцать пять штук.

Или десять тысяч пятицентовых монеток, Liebchen. Если хочешь, чтобы у кассира случился сердечный приступ.

— Все прошло хорошо, — произнесла она, обращаясь к Альфреду. — Я замечательно справилась, да?

Ответ был настолько очевиден, что не требовал его участия в диалоге. Она повесила шляпку на гвоздь, вбитый в дверь, убрала пальто в шкаф. Потом присела на краешек кровати, пересчитала деньги, отложила одну двадцатку, а все остальные припрятала в надежное место, где никому не придет в голову их искать.

Альфред научил ее прятать деньги. Так же как научил их добывать.

— Я не знала, получится у меня или нет, — сказала она. — Мысль пришла совершенно внезапно. Однажды мне попалась вилка с погнутым зубчиком, и я подумала, какие плохие у них приборы, к ним нужно приходить со своими, чтобы можно было нормально поесть. Потом я об этом забыла, а потом вспомнила, и…

Одно за другим, и план созрел. И все получилось как нельзя лучше, и ее болезненная нервозность вполне соответствовала той роли, которую она играла. Теперь, размышляя о произошедшем, разбирая случившееся с критической точки зрения Альфреда, она поняла, что еще следует доработать, чтобы улучшить это представление, чтобы рыбка уж точно попалась на крючок.