Лоуренс Блок - Рассказы [компиляция]

— Я слышу это впервые. И, наверное, не все понимаю. Горилла — это Говард Беллами.

— Горилла — не он. Горилла — насилие.

— Ага.

— Вы что-то начинаете, но не знаете, во что это выльется. Окажет ли он сопротивление? Если да, ему достанется чуть сильнее, чем предполагалось сначала. А если он будет и дальше сопротивляться? Пока он не угомонится, его будут бить. Выбора нет.

— Я понимаю.

— Плюс человеческий фактор. Парни… в их действиях не должно быть эмоциональной составляющей. И вы полагаете, что их будут отличать хладнокровие и профессионализм.

— Конечно.

— Но это справедливо до какого-то предела, потому что они всего лишь люди, понимаете? Если они начинают злиться на своего клиента, они говорят себе, что он кусок дерьма, и уже с ним не церемонятся. Где-то они выполняют задание, а где-то добавляют и от себя, особенно, если клиент их обзывает или, обороняясь, заденет. А разозлившись, они могут причинить больше вреда, чем оговаривалось заранее.

Она снова задумалась.

— Я понимаю, о чем вы.

— Поэтому все может зайти дальше, чем кто-либо мог предположить. Он может попасть в больницу.

— С переломами?

— И не только. С разрывом селезенки. Знаете, люди умирают и от удара кулаком в живот.

— Я видела фильм, в котором так и случилось.

— Я видел фильм, в котором человек раскидывает руки и летит, как птица, а вот смерть от удара кулаком в живот возможна не только в кино, но и в реальной жизни.

— Вы заставили меня задуматься.

— Тут действительно есть о чем подумать, потому что вы должны быть готовы ко всему. Вы понимаете? Вряд ли, конечно, дело зайдет так далеко, в девяносто пяти случаях из ста без этого удается обойтись.

— Но может зайти.

— Именно. Может.

— Господи, — выдохнула она. — Он, конечно, сукин сын, но я не хочу его смерти. Я хочу, чтобы он получил наглядный урок. Я не хочу до конца моих дней терзаться из-за него угрызениями совести.

— Я так и думал.

— Но я не хочу платить этому сукиному сыну десять тысяч долларов. Я все усложняю, не так ли?

— Я отлучусь на минутку, — он встал. — Вы пока подумайте, а потом мы продолжим разговор.

Пока он отсутствовал, она повернула книгу к себе. Посмотрела на фотоснимок автора, прочитала несколько строк аннотации. Вернула книгу на место. Отпила «мартини», выглянула в окно. Автомобили проезжали мимо, едва пробивая светом фар густой туман.

— Я подумала, — сказала она, когда он сел за столик.

— И что?

— Вы отговорили меня платить вам пятьсот долларов.

— Я так и предполагал.

— Потому что я не хочу, чтобы его убили, я даже не хочу, чтобы он попал в больницу. Мне приглянулась идея напугать его, напугать как следует, может, начистить физиономию. Все потому, что я разозлилась.

— Разозлиться может каждый.

— Но теперь я понимаю, что хочу одного: чтобы он перестал требовать с меня эти десять тысяч. Господи, это все мои деньги. Я не хочу отдавать их ему.

— Может, вам и не придется.

— Как это?

— Я не думаю, что деньги — главное. Для него — нет. Просто он дуется из-за того, что вы его бросили. Вот и вы в ответных действиях пока руководствовались эмоциями. Но взгляните на происходящее с точки зрения бизнеса. Вы правы, он — нет, но борьба может потребовать слишком больших усилий. Так что попытайтесь договориться.

— Договориться?

— Вы всегда платили за себя, поэтому, в принципе, готовы оплатить свои расходы на круиз, не так ли?

— Да, но…

— Да, да, речь шла о его подарке вам. Но давайте об этом сейчас забудем. Вы можете оплатить половину. Однако, это все равно много. Предложите ему две тысячи долларов. Мне представляется, что он их возьмет.

— Боже, мне противно с ним говорить. Я не смогу ему что-то предлагать.

— Тогда попросите кого-нибудь сделать ему такое предложение от вашего имени.

— Адвоката?

— Тогда придется платить адвокату. Нет, я подумал, что мог бы взять это на себя.

— Вы серьезно?

— Иначе я бы и не открывал рта. Думаю, если я сделаю ему такое предложение, он его примет. Я не собираюсь угрожать ему, но уверен, что он и без угроз поймет, что к чему.

— То есть сообразит, чем чреват его отказ.

— Я принесу с собой чек на две тысячи долларов, выписанный вами на его имя. Почему-то мне кажется, что он его возьмет, и вы больше не услышите о своем долге в десять тысяч долларов.

— Значит, я остаюсь без двух тысяч. Плюс пятьсот долларов вам.

— Я с вас ничего не возьму.

— Почему?

— Я же собираюсь только поговорить с этим парнем. За разговоры я денег не беру. Я не адвокат. Рядовой гражданин, которому принадлежат пара автостоянок.

— И который читает толстые романы молодых индийских писателей.

— О? Вы читали эту книгу?

Она покачала головой.

— Трудно запоминать эти имена, особенно, если не знаешь, как они правильно произносятся. Словно спрашиваешь у человека, который час, а он начинает объяснять тебе, как сделать часы. Пусть даже и солнечные. Но это интересно.

— Вот уж не думала, что вы любите читать.

— Билли Автостоянщик, — покивал он. — Человек, который многих знает и многое может уладить. Так, наверное, охарактеризовал меня Томми.

— В общих чертах.

— Наверное, так оно и есть. Чтением я… ну… выделяюсь из своего круга. Оно открывает мне новые миры. Я в них не живу, но могу там бывать.

— Вы просто приобрели привычку читать? Точно так же, как привыкли поднимать тяжести?

Он рассмеялся.

— Да, конечно, только читать я пристрастился с детства. Мне не пришлось уезжать из города, чтобы приобрести эту привычку.

— Я как раз об этом думала.

— Так или иначе, там читать трудно, труднее, чем многие думают. Очень шумно.

— Правда? Вот уж не ожидала. Всегда говорила себе, что обязательно прочту «Войну и мир», когда меня посадят в тюрьму. Но, если там шумно, тогда обойдусь без «Войны и мира». Не пойду в тюрьму.

— Вам там не место.

— Правда?

— Да. Это можно сказать и по вашей внешности, и по тому, что за ней скрывается. Единственное слово, каким я могу вас охарактеризовать, это «класс», но слово это очень уж часто употребляют люди, у которых за душой ничего нет.

— Вы мне льстите. Особенно после того, как убедили меня не совершать поступок, о котором я сожалела бы всю жизнь, и нашли способ отвадить от меня этого сукиного сына, всего за две тысячи долларов заставить этого сукиного сына забыть ко мне дорогу. Вот это называется «классом».

— Ну, вы видите меня во всей красе.

— А я выставила напоказ все свое моральное уродство. Искать человека, чтобы тот избил прежнего дружка. О каком «классе» тут может идти речь?

— Я вижу совсем другое. Женщину, которая не хочет, чтобы ею помыкали. И если я могу как-то помочь вам, то с радостью это сделаю. Но, при всем этом, вы — дама, а я — никто.