Ольга Гаврилина - Под итальянским солнцем [litres]

Да, наверное, Дана права, одно за другим – и складывается картина, в которой Сабри выглядит сильно униженной и доведенной до точки кипения. И кем? Младшей сестрой, которая какие-то полгода назад еще выглядывала, как мышонок, из-за ее плеча и была рада до соплей, когда Сабрина брала ее с собой на тусовки.

А ведь как умело Сабри направляла следствие по ложному следу, рассказывая о Сандро! Ясно, что основа ее истории о римских каникулах правдива, но важно, как преподнести произошедшее, и Лола вспомнила, как она неоднократно вдруг замолкала на середине начатой фразы, как будто давая слушающему додумать и сделать собственный вывод, хотя из сказанных ею слов вывод можно было сделать только тот, который был нужен ей. Только сейчас Лола поняла, какую удачную тактику использовала Сабри во время интервью, подбрасывая разнообразные эпизоды, уводящие следствие в другую сторону; как спрятала дневник Беатричи, якобы по дружбе и по просьбе Ивано; как зацепилась за заданный ей специально вопрос о несуществующей беременности Беа, чтобы лишний раз подставить того же Ивано. Но у полиции не забалуешь, там профессионалы высокого класса, и если на телевидении еще как-то можно запудрить мозги зрителям и приглашенным, то с детективами даже очень ушлой девочке из провинции не справиться.

Совершенно поменялась роль Маурицио. Конечно, он пытался изнасиловать Беатричу и все-таки сделал это, когда она была мертва; конечно, он спрятал тело в колодец. Но если в начале следствия все средства массовой информации с возмущением называли его «монстром семьи Морези», то теперь скорее всего поутихнут, так как и он в какой-то мере выглядит жертвой, готовой взять на себя всю вину дочери.

Ловко Сабрина подставила папашку и даже глазом не моргнула. Когда его забрали за якобы совершенное убийство, она так все изобразила, что мнение журналистов и публики было однозначным: «Честная и прямодушная Сабрина предпочла горькую правду! Несмотря на то что убийца – ее родной отец, он должен быть наказан!»

Остается совершенно неохваченной Козима, которая сразу же показалась Лоле молчаливой и сильной личностью. Могла ли она не знать о случившемся, могла ли не догадываться, что произошло у нее в семье и у них в доме? Пока это остается загадкой…

Надо все эти моменты раскрутить на программе, но так, чтобы не запутать зрителя. Лола почувствовала приятное волнение, обычно сопровождавшее ее во время верстки передачи, в которой было много эксклюзивных новостей.

Будет о чем поговорить с психологом, да и писательницу надо пригласить обязательно, хорошо бы подъехал кто-нибудь из полиции. Дело еще не закрыто, но иногда они соглашаются прийти на программу, если есть уверенность, что убийца найден. Да и резонанс у случившегося такой огромный, что для успокоения публики, может, и пришлют кого-нибудь, рассуждала Лола, не забывая набивать нужный текст на компьютере.

Козима окончательно поседела за эти дни. Сидя одна дома и не общаясь не только с Анной, но и с односельчанами, она совсем перестала следить за собой: нечесаные волосы, фартук в жирных пятнах, который она не снимала второй день, даже не замечая, что спала, не раздеваясь, руки со взбухшими венами, когда-то обнимавшие Маурицио, менявшие памперсы Сабрине, вытиравшие нос маленькой Беа, а теперь беспомощно висевшие по бокам безвольного туловища.

Как там дочь? Как Сабри? Выдержит ли? – то и дело стучало у нее в мозгу.

Козима была стержнем и остовом семьи Морези, она единолично принимала окончательные решения, и ее советы являлись указанием к действию. Она, как кормчий, вела семью вперед к лучшей жизни. Они уже сумели дорасти до «не хуже, чем у других», а когда вдруг открылась нежданная возможность иметь «больше, чем у других», отчего у Козимы екало под ложечкой и кровь волнами шумела в ушах, она поняла, что не остановится ни перед чем.

Сколько раз она вспоминала слова матери и никак не могла понять их смысл. А сколько лет потеряла она только потому, что сочла их за бред умирающей. И все же, разбирая старые бумаги, она откладывала те, которые, по ее мнению, могли представлять определенный интерес. Перечитывая в редкое свободное время, она пыталась связать их с тем, что сказала ей мать перед смертью. И постепенно эти письма, документы и события стали складываться в еще нечеткую картину, но она уже начала о многом догадываться и что-то понимать.

Козима уже привыкла все новости узнавать из телевизора и, бесцельно слоняясь из комнаты в комнату, то и дело застывала перед экраном, где показывали все ту же журналистку, которая была у них дома и, задавая вопросы, пыталась казаться простой и сердечной.

На экране шел повтор всей истории поиска Беа: мелькал телефончик в натруженных руках Маурицио, затем пошел репортаж от участка полиции в Таранто, та же ведущая с повязкой на голове и пластмассовым ошейником на шее давала интервью в больнице, высказывались старые предположения о подозрении Сандро, потом появился их дом, гараж и Маурицио со взглядом побитого пса, дающий показания, потом он же у большого фикуса, размахивающий руками в пятне света у колодца, и вот уже Сабри выводят на улицу и, пригнув голову, сажают в машину двое полицейских. А вот она сама бросает камни в журналистов, и камера дает крупный план, какое же страшное у нее лицо!

Глядя на подборку мелькающих кадров, Козима поняла, что все ее потуги напрасны и Сабрина не выдержит. Да и не может она оставить дочку на растерзание полицейским.

– Да, надо собираться. – И тут, как будто в подтверждение ее слов, журналистка перешла к орудию убийства и поначалу, давая зрителям простор для собственных предположений, постепенно сужала и сужала круг версий, подбрасывая все новые факты, и тогда Козима осознала, что это конец, и петля почти затянулась…

Она медленно сняла фартук, пригладила волосы и завязала их в узел. Так же неспешно, как будто специально затягивая время, вошла в ванную комнату, расстегнув платье и сбросив несвежее белье, шагнула в душевую кабину и включила воду. Переодевшись в чистое, подумала, что лекарство от сердца надо бы взять, положила зубную щетку и пасту в клеенчатую сумку, застегнула на ней молнию, закрыла все окна и ставни и заперла дверь на толстый ключ, который был сделан на заказ еще в Германии для их тогда еще будущего дома и которым они пользовались, только когда уезжали надолго.

Кто и когда теперь откроет эту дверь?..

Уже стемнело, журналисты разошлись. Было очень тепло, пахло ночной сладостью. Садясь в машину, Козима опять подумала о дочери.

Входя в здание полиции, женщина поздоровалась с дежурным, который жил на соседней улице.

«Господи, никуда от знакомых не денешься», – вяло пронеслось в голове.