Елена Арсеньева - Имидж старой девы

Мигель, приятель Мориса! Реставратор портрета императрицы Жозефины! Вот так так! Неужели здесь не обошлось без Фюре?!

– В опасные игры играет наш хорек, я это с первой встречи понял, еще когда он явился ко мне под маской суслика, – усмехается Бертран. – Поэтому и решил, что мне конец пришел, когда стоял столбом там, за шторой, прячась от вашей сестры и ожидая, что мне в любую минуту воткнется пуля между лопатками…

– Что? – тупо спрашиваю я. – Какая пуля? Почему?!

– Да потому, что с помощью моего бинокля я смог прочесть не только строки на экране компьютера. Фильтры ночного видения позволили мне разглядеть и человека, который неподвижно сидел в глубине кабинета. Так неподвижно, что я даже сначала принял его за предмет обстановки. Но это оказался Фюре, который так и шарил глазами по окнам. Вряд ли он затаился там, просто желая выведать какие-нибудь альковные тайны жильцов вашего дома. Видимо, он не доверяет мне и поэтому сам решил проследить за окнами этого здания. Вдруг да увидит вас и вычислит, какой квартире принадлежит ваше окно! То есть не зря я запретил вам подходить к окнам! Сделал я это, признаюсь, чисто интуитивно, просто потому, что некоторые чувства обостряют проницательность, как я вам уже однажды сказал. Но вот вышло, что угадал…

Он видел, что Фюре прячется в кабинете – может быть, готовый выстрелить. И если бы этот хорек узнал в окне нанятого им детектива, который явно его предал и переметнулся на сторону врага… И Бертран стоял там, освещенный уличным фонарем, каждую минуту готовый быть убитым, стоял, чтобы спасти меня… нет, вернее, мою репутацию.

Репутацию старой девы?

Мне становится так страшно, как никогда в жизни.

Ведь если бы Фюре выстрелил, то Бертран был бы убит. И больше никто и никогда не назвал бы меня «бель демуазель». И никто и никогда не взглянул бы на меня с тем выражением, название которого я забыла, а теперь вспомнила.

Жалость?! Да нет, при чем тут жалость? Это нежность, нежность!

Я хватаюсь за Бертрана так же крепко, как он за меня, и хочу что-то сказать, но не могу – слезы мешают.

Он не утешает меня – тоже молчит. Только смотрит. Смотрит с тем же выражением, от которого у меня начинают подгибаться колени. Он прижимает меня к себе крепче и крепче. Почему? А, видимо, понял, что я вот-вот упаду. Ну да, он же сказал, что некоторые чувства обостряют проницательность… А кстати, какие это чувства?

Я приоткрываю рот, чтобы спросить, но мне мешают губы Бертрана.

Бело-розовая подруга Александра Васильевича Бергера обладала не только утонченным интеллектом и множеством достоинств, в которых воплощалась ее безусловная женственность. Она имела невероятное количество знакомых среди городских юристов, и стоило Бергеру обмолвиться, что он хочет встретиться со следователем, ведущим дело о происшествии в парке Кулибина, но не знает, как сделать это потактичнее, чтобы не восстановить против себя коллегу, его приятельница вызвалась помочь. Кстати, давно пора открыть ее имя, тем паче что никакого секрета в этом нет. Алина – ее звали Алина. Фамилия, честно говоря, не играет в нашем повествовании никакой роли. Так вот, воздушная Алина воскликнула:

– Какая это прокуратура, Нижегородского района? Нет проблем! У меня там подружка работает – мы с ней учились на одном курсе. Таня Пояркова. Хочешь, я тебя к ней свожу?

– Да я бы не хотел тебя затруднять, – пробормотал Бергер, слегка ошарашенный такой любезностью. – Может, ты ей позвонишь, а я сам приду?

– Нет уж, лучше я с тобой, – категорично заявила Алина. – Танечка у нас дама одинокая, ей уж замуж невтерпеж, однако ж, а ты парень холостой и, что самое главное, мне совсем еще не надоел!

Бергер был глубоко польщен: его подруга не часто делала ему подобные признания, а если честно, то не делала их никогда. И вот – сподобился услышать!

Честно говоря, он был заинтригован и представил себе следователя Пояркову роковой женщиной. Но она оказалась никакая не роковая. В то же время Татьяна не была и фригидной, бесцветной занудой с больной спиной. То есть с типичной героиней телесериалов встретиться не удалось. Татьяна Пояркова была просто-напросто женщина – замотанная жизнью и работой, делающая свое следовательское дело с той же тщательностью и упорством, с какой бы она лечила, учила, проектировала дома, продавала телевизоры или итальянскую обувь – словом, занималась бы любым другим делом, ежели бы не поступила однажды на юридический факультет ННГУ. Как и Алина, она была лет на шесть старше Бергера, как и Алина, пыталась казаться моложе – по мере сил и возможностей. У нее были красивые глаза – увы, окруженные усталыми веками. По отношению к Бергеру она держалась приветливо, но спокойно, если не сказать равнодушно. Видимо, ее желание как можно скорей решить свои личные проблемы было добренькой подружкой весьма преувеличено. А впрочем, не исключено, что она не любила брать чужого. Знала небось о неформальных отношениях Алины и ее протеже!

Бергер кратко изложил причину своего интереса и еще раз извинился за то, что суется в чужой монастырь со своим уставом. Татьяна пожала плечами:

– Так или иначе мне пришлось бы вас самой вызвать. Но, кажется, дело и впрямь не тянет на преднамеренное убийство. Типичное аллергическое удушье – это все наши врачи подтвердили. Похоже, этот Кича… – Она сверилась со своими записями и кивнула: – Да, его фамилия именно Кича… Показывает все верно. Наверняка Симанычев, который был, как рассказывают, большим любителем прекрасных дам, начал приставать к своей случайной спутнице – ну, и она превысила пределы необходимой обороны, даже не сознавая этого.

– А описывал вам Кича эту женщину? Высокую, полную…

– Конечно.

– Пробовали ее поискать среди окружения Симанычева? Насколько мне известно, он был замешан в нечистых делах по месту службы, готовился его арест. Может, ему отомстил кто-нибудь, кто вымогал у него взятки? – робко спросил Бергер, прекрасно знающий, как не любят следователи, когда непрошеные подсказчики начинают лезть с советами. Кстати, Бергер и сам этого терпеть не мог.

– Эта версия разрабатывается, – кивнула Татьяна. – Хотя, надо сказать, около Симанычева крутилось много женщин: повторюсь, он был большим бабником! А что касается конкретно высокой, полной женщины с небрежной прической, то мы на нее, можно сказать, наткнулись в первый же день. Это бывшая жена Симанычева – Людмила Васильевна Трегубова. Строго говоря, они еще не разведены, но дело шло к тому. Больше года они жили отдельно, Людмила снимала квартиру, которую оплачивал муж, – и вот буквально месяц назад Симанычев дал ей пятнадцать тысяч долларов на покупку отдельной квартиры на Мещерке. У них была договоренность: Симанычев покупает ей жилье, а Трегубова дает ему развод и отступается от своей доли в их приватизированной квартире, которая находится на улице Володарского. И вот сделка состоялась. Квартира куплена, отремонтирована и даже обмыта. Новоселье происходило именно в тот вечер, когда погиб Симанычев. Десять человек гостей охотно подтверждают, что Людмила беспрестанно находилась у них на глазах. То есть у нее стопроцентное алиби.