Елена Арсеньева - Имидж старой девы

– Да! – воскликнула Мадам. – Этот человек его недостоин! Это низкое, бесчестное существо! Ведь именно он, отвергнутый некогда Марией-Антуанеттой, организовал мстительную кампанию клеветы на королеву, оболгал ее, извращал каждый ее поступок!

– Но в таком случае не странно ли, что его поддерживает Талейран? – нахмурился русский царь.

– О! Талейран!..

Страница оборвана .

Спустя ровно тридцать минут Бергер убедился, что рассказывать Татьяне о той театральной встрече нет никакого смысла. Едва увидев жену, вернее, вдову Симанычева – крупную, неопрятную блондинку, – он сразу узнал ту особу, которая была вместе с погибшим в театре.

Конечно, лица ее Бергер тогда не разглядел, но широкоплечую, массивную фигуру Людмилы, а главное – ее нелепую прическу было трудно не узнать. Что касается лица, то его можно было, наверное, назвать даже привлекательным, если бы Людмила Трегубова дала себе труд похудеть килограммов на двадцать. Пока на нем выделялись в основном щеки и нос картошкой. Впрочем, физиономия у вдовушки оказалась добродушная и отнюдь не унылая.

– Да ладно, – несколько фамильярно отмахнулась она от извинений Татьяны, что вот-де пришлось ее побеспокоить. – Я же понимаю – работа у вас такая! Ищите – может, и найдете чего.

Судя по задору в ее голосе, она в такие чудеса не верила.

– Среди вещей, обнаруженных у Геннадия Валерьевича, не оказалось ключей от квартиры, – пояснила Татьяна. – Вот мы и решили на всякий случай проверить, не пропало ли чего. Например, он мог держать дома деньги, и если ключи попали в руки преступников…

– Да какие у него могли быть деньги! – хмыкнула Людмила. – Он мне все отдал – как отступные. Остался гол как сокол, плакался, что я его раздела-разула, надо все сызнова наживать.

В ее голосе звучало глубокое удовлетворение. А Бергер подумал, что человек, который носит в барсетке три с половиной тысячи рублей, все-таки еще не совсем гол. Но, с другой стороны, у Трегубовой и Симанычева могли быть совершенно другие критерии степени раздетости, чем у следователя Бергера!

Квартира Симанычева поражала удивительной опрятностью. Бергер и сам был весьма аккуратен, не выносил раскиданных вещей, но здесь царил просто-таки образцовый порядок, до которого пресловутому немецкому орднунгу было куда как далеко!

– Вы что, успели прибраться? – с неудовольствием спросил он Людмилу, но та засмеялась:

– Да ну, больно надо! Мне на такую чистоту глядеть тошно, я неряха, между нами говоря, жуткая. Из-за этого мы с Геной и ругались всю дорогу. Ему бабой надо было родиться, чуть соринка-пылинка – его прямо трясло. Здесь с самого начала так было, правда, Татьяна Петровна? Я ни одной вещички не стронула!

Татьяна Пояркова, оказавшаяся Петровной, кивнула.

И верно, подумал Бергер, уборки не проводилось как минимум неделю. На мебели, на безделушках лежал легкий налет пыли. И это все признаки беспорядка. Рачительный хозяин умер, а неряха Людмила просто еще не успела учинить здесь милый ее сердцу ералаш.

А посторонних, похоже, и впрямь не было. Так что вопрос с ключами остается открытым…

Бергер прошел по двум небольшим комнатам, дивясь безликой обстановке. Вещи хорошие, дорогие, но все какие-то… никакие. Случайно собранные, расставленные в случайном, только одному хозяину понятном порядке. По ранжиру, так сказать. Книги вбиты в полки настолько плотно, что совершенно немыслимо достать хоть одну. Причем это были собрания сочинений, очевидно, купленные еще во времена глобального книжного дефицита, когда эти томики являлись для многих именно необходимым предметом обстановки, а не радостью жизни. Может быть, их покупали еще родители Симанычева.

На письменном столе стоял хохломской стаканчик с безукоризненно, словно для рекламы точилки, зачиненными простыми карандашами, а еще там лежал предмет, от которого суровое сердце Александра Бергера завистливо сжалось. Это был ноутбук.

– Можно посмотреть? – спросил он, переводя взгляд с Людмилы на Татьяну Пояркову.

– А чего ж! – великодушно сказала Трегубова. – Смотрите сколько хотите.

– Конечно, – согласилась и Татьяна. – Только мы его уже проверяли. Пусто-пусто.

– В каком смысле?

– Да в простом. На обоих дисках только программные файлы. Никакой информации вообще. Такое ощущение, что ноутбук здесь только для мебели.

– Ничего себе – для мебели! – вдруг обиделась добродушная Людмила. – Да Генка от него тащился, только и знал, что вечерами за ним сидел. Когда по бабам не таскался, понятное дело. Или когда в театр не ходил. Ох, и любил же он театр, это ужас!

Бергер про себя кивнул. Видимо, любил… Но странно. Если Симанычев проводил много времени за компьютером, то почему Татьяна говорит о пустых дисках? А впрочем, может быть, он не работал, а только играми компьютерными увлекался? Всякими стрелялками?

– Я все-таки посмотрю, – предупредил Бергер, вынимая ноутбук из футляра и разматывая шнур.

Включил. Засветилась заставка.

За спиной сердито фыркнула Людмила. Понятно, это она заставку увидела. Симанычев воистину был великим женолюбом. И что характерно, и впрямь отличался любовью не к топ-моделям в стиле Твигги [19], а предпочитал рубенсовских женщин. Или кустодиевских. Но – в иных позах, чем на картинах великих мастеров.

Алина хихикнула, Бергеру стало неловко. Медленно управляясь со встроенной, неудобной мышкой, включил проводник. А ведь и верно! Одни программные файлы, ни одного, созданного хозяином. Корзина тоже пуста. Между прочим, нет и стрелялок – вообще ни одной игры, кроме традиционного набора пасьянсов. Чем же занимался Симанычев, когда включал компьютер?

Да чем бы ни занимался, этого теперь не узнать. Возможно, он почуял неладное, опасность какую-то, ведь дело все-таки шло к аресту, и стер все файлы, чтобы не оставлять следов. А дискеты? Надо бы проверить дискеты.

– А дискеты у него какие-то были?

– Они тоже проверены и тоже пусты, – сказала Татьяна. – Да можете сами посмотреть, они все лежат во внешнем кармане сумки.

Бергер расстегнул «молнию». А вот и дискеты. Некоторые новые, некоторые явно не раз использованные. Наклеек никаких, названия файлов не обозначены, но в том же кармане лежит с десяток конвертов. Видимо, в них раньше хранились дискеты. Конверты простые, без марок, на некоторых аккуратные и непонятные пометки карандашом: rtf, doc, txt.

Кстати, не все они непонятные. Что такое doc, Бергер, к примеру, знал. Это формат, в котором он сохранял все свои документы, когда работал на компьютере, стоявшем на его рабочем столе в бюро. Кстати, rtf – тоже формат. Видимо, и txt из этой же оперы.

Специалистом в компьютерах Бергер не был, вот уж нет. Для него, как и для большинства людей, этот агрегат был просто подобием пишущей машинки – только чрезмерно, неоправданно сложным. Он предпочитал писать шариковой ручкой, отдавать тексты на перепечатку секретарше, а к компьютеру обращался только в случае крайней необходимости.