Адриана Мэзер - Призрачный омут

Палуба сильно наклоняется. В любое мгновение корабль может пойти ко дну.

Взгляд Мэтта ожесточается. Я пытаюсь отодвинуться от него, но деваться некуда. Пол снова кренится. Мэтт соскальзывает к перилам, прижимая меня к ним спиной. Вода неуклонно приближается, тянется к нам. Я опускаю взгляд на паникующих людей, цепляющихся за любую возможность. На полу нет ничего, кроме веревки, к которой были привязаны спасательные шлюпки.

Я замерзшими пальцами цепляюсь за перила. Мэтт смотрит на меня, как зверь, готовый к прыжку. Мой взгляд мечется от веревки к плещущейся под нами воде. Мэтт заносит нож… я хватаю его за запястье, но он успевает вывернуть руку, и лезвие вспарывает мою кожу. Я кричу. По руке течет кровь.

Свет мерцает.

Я цепляюсь ногой за ноги Мэтта и всем весом наваливаюсь ему на грудь, заставляя потерять равновесие. От толчка мы оба падаем на пол, отпуская перила, и быстро скользим к краю палубы. Мне удается скатиться с груди Мэтта и оттолкнуться, но он цепляется за мое окровавленное запястье.

С носа корабля раздается металлический скрежет. Свет гаснет. Крики, повсюду крики. Огромная труба отрывается от корабля и с громким ударом падает в воду, давя своим весом оказавшихся под ней людей. Я тянусь к веревке, когда мы оказываемся рядом, хватаюсь за нее здоровой рукой. Мы резко останавливаемся, Мэтт висит на моей окровавленной руке.

– Сэм, – просит он, умоляюще глядя на меня.

Я в ответ сжимаю его запястье.

– Сними заклинание, Мэтт! Останови все это!

– Нет, – голос его становится слабее.

Пальцы Мэтта соскальзывают с моей окровавленной кожи. Рука сползает все ниже и ниже. Корабль встает вертикально. Мэтт падает.

– Саман… – кричит он, но не успевает произнести мое имя.

Мэтт отскакивает от стены и с размаху падает прямо на перила. Жуткий хруст костей, ломающихся о металл, заставляет меня стиснуть зубы.

Прижимаюсь лбом к веревке и лихорадочно хватаюсь за нее. Долгая погоня и потеря крови лишили меня сил. Руки медленно, но верно отпускают веревку. Боль пронзает застуженное тело. Корабль тонет быстрее, и вода неумолимо поднимается мне навстречу. Мэтт давно исчез в ее бурлящих недрах.

Черная вода вгрызается в мою ногу миллионом ледяных клыков. Хватаю ртом воздух и опускаюсь еще ниже, продолжая цепляться за спасительную веревку. Образовавшийся водоворот охватывает меня, уши закладывает. Все глубже, и глубже, и глубже уносит меня течение в ледяной подводный мир.

Отпускаю веревку и пытаюсь грести из последних сил. Кровь смешивается с водой, последнее тепло покидает тело. И вокруг тишина – крики умирающих уже поглотил океан. Легкие отчаянно стараются удержать последние крохи воздуха. Папа. Делаю мощное движение ногами. Элайджа. Но темнота окутывает меня.

Я так хочу сделать вдох. Я должна. Умоляю. Тьма над моей головой становится светлее, становясь серой. Легкие горят. От темно-серого к более светлому. Неужели я вижу свет?

Каждая секунда сопровождается болью. Я вырываюсь в более светлую воду, тело изнывает от мучений, умоляет сдаться, прекратить бороться. Я вижу лицо, темное и приближающееся. Мэтт! Руки его тянутся ко мне. Глаза огромны, а открытый рот хватает воду. Он тянется ко мне и вдыхает. Отталкиваю его руки, и пальцы Мэтта легко разжимаются. Безвольные руки и остекленевший взгляд широко раскрытых глаз…

Надо мной склоняется отец:

– Она очнулась! Сэм, ты меня слышишь?

Пахнет свежеиспеченным печеньем, а под моей спиной – твердый пол. Я смотрю снизу вверх на рабочий стол в кухне миссис Мэривезер. Кто-то плачет. Мэри?

– Сэм! Сэм! Ты можешь говорить?

– Папа?

Мой голос полон отчаяния и боли. Тело словно сковало льдом.

Элис прижимает к моей руке кусок ткани. Пальцы ее заляпаны кровью. Миссис Мэривезер опускается на колени рядом со мной.

– Вот, простерилизованная, – говорит она, подавая иглу.

Элис поднимает ткань, и, как только игла прикасается к коже, в глазах у меня мутнеет.

Я щурюсь в тусклом свете, пытаясь определить комнату по очертаниям мебели. Моя спальня? В висках стучит, как от самой ужаснейшей в мире головной боли. И все тело болит.

– Сэм! – раздается голос отца.

Он сидит на стуле рядом с моей кроватью.

– Папа?

Голос у меня хриплый и грубый. Я тру глаза и морщусь. Левая рука просто горит. Она скрыта повязкой. Я резко сажусь на кровати.

– Э-эй, полегче! – Отец нежно поддерживает меня за плечи.

– Папа, ты в порядке? Не ранен?

– Я? Ты едва выбралась живой с неведомого зачарованного корабля и хочешь знать, в порядке ли я? – он качает головой. – Сэм…

– Пап, я не колдовала! Я…

– Постой. – Он выставляет перед собой руку. – Дай мне закончить.

Я умолкаю.

– Не знаю, понимала ли ты, но во время транса я был в сознании. Не мог отреагировать или ответить, но все слышал.

Так, значит, он слышал, как мы обсуждали заклинание, как я разговаривала с Элайджей, а девочки колдовали?

– Сперва я был в ярости и корил себя. Думал, если бы успел увезти тебя в Нью-Йорк раньше, ничего бы не случилось.

Я ничего не говорю. Даже не знаю, как начать.

– Но, Сэм, ты бы видела девочек. Элис раздавала приказы направо и налево. Мэри смешивала какое-то зелье для памяти.

– Они использовали на мне зелье памяти? – округлив глаза, изумляюсь я.

– Едва не искупали в нем.

– Это помогло. Я все вспомнила. Не уверена, что иначе смогла бы выжить, – говорю я.

Папа кивает.

– Сюзанна разговаривала… вернее писала сообщения какому-то Элайдже, пытаясь выяснить, как работают заклинания, требующие подписи человека, и как их возможно разрушить. Они капали зелье на зеленое платье и на сломанную пластинку.

– Должно быть, для тебя это все выглядело дико, – вздыхаю я.

– Нет. У меня сердце кровью обливалось. Я понял, что они использовали то самое зелье, о котором ты просила Мэй несколько дней назад. Что вы с девочками хотели сварить зелье памяти, но не стали из-за моего запрета. Я забрал у вас все необходимое для защиты.

Я натягиваю пушистое одеяло.

– Ты была права: это я многого не знаю, а не ты, – говорит он, в голосе слышна непривычная тоска.

– Ты пытался меня защитить.

– Да, только действовал глупо.

Я поднимаю на него взгляд.

– Что ты хочешь сказать?

– Хочу сказать… от мыслей о магии мне по-прежнему становится дурно. Но Мэй была права: тебе нужно учиться управлять этими силами, а не сбегать от них. Если тебе нравится жить в Салеме, мы останемся. Я не хочу собственным упрямством вновь подвергать свою дочь опасности. Дважды уже обжегся. Третьего раза не будет.

– Мы можем остаться?

У меня на глаза наворачиваются слезы.

– Конечно, родная.