Лорет Уайт - Голодная пустошь

— Почему вы так считаете? — спросила она.

— Животные так не делают.

— Но ведь могли?

Он покачал головой.

— Вас никогда не спрашивали, что вы думаете о причинах гибели Дакоты Смитерс и Реган Новак?

— Никогда. Я не видел мест, где нашли тела, не видел этого. — Он умолк, стал изучать блестящие черно-белые снимки. Потом поднял слезящиеся, в морщинках глаза — глаза, за много лет видевшие очень многое, глаза, впитавшие всю мудрость и таинственность дикого мира, — и посмотрел на нее.

— Ты спасла моего племянника, Тана. Теперь я должен спасти тебя. — Он выдержал паузу. — Не связывайся ты с этим.

Она раздумывала над его словами, в груди нарастала тревога.

— Писатель, Генри Спатт, сказал, что это вы, Чарли, рассказали ему легенду о духе зверя, который убивает женщин и рвет на части тела, вырезает у них глаза и сердца.

Чарли стал мрачнее черной тучи. Изменилось выражение глаз. Всегда спокойный, сейчас он был неожиданно напряжен. Казалось, яркий свет, горевший на террасе, в одну секунду угас.

— Так принято в нашей культуре. Рассказывать легенды. Я не знал, что он напишет об этом книгу.

— Вам это неприятно?

— Эти истории нужно рассказывать ночью, у костра. Их слушают и понимают каждый по-своему, это особый диалог рассказчика и слушателей. Они должны оставаться здесь, на Севере, среди лесной глуши, где их могут слышать духи предков и ветер. — Он сердито покачал головой и побрел к двери, полы его бурой кожаной куртки развевались.

— Чарли, — позвала Тана. Он остановился, повернулся. — Возможно, кто-то совершает убийства по мотивам этой легенды или книги Генри. Вы всю жизнь провели здесь, в глуши, — у вас есть предположения, кто бы это мог быть?

— Здесь, в глуши, — сказал он, — происходит такое, чему в книгах не место. Но это все происходит на самом деле. Не зли духа, Тана. Не подпускай его к себе. — Он сжал кулак и сильно ударил себя в грудь. — Иначе он превратит твое сердце в лед.

Ужин проходил в зале под названием Волчий. Глядя на слова, выгравированные на табличке над дверью, Тана подумала, что их ожидает не ужин, а спектакль. Штурманн-Тейлор заметил ее взгляд.

— Каждый зал здесь назван в честь дикого животного, — пояснил он, хищно улыбнувшись. — Этот — в честь благородного волка. К тому же мне по душе аллюзии на Вулфхолл, поместье, где родилась третья жена Генриха Восьмого, Джейн Сеймур. Прекрасная беллетризованная легенда прекрасного времени. — Он жестом велел им проходить в зал. — И, безусловно, психология короля не может не вызывать интерес.

Стены комнаты были обиты темным деревом, в центре стоял длинный узкий стол, сверкающий хрустальными кубками, серебряной посудой, белым фарфором. У каждой тарелки лежала льняная салфетка, свечи в оловянных канделябрах освещали мрачный зал, отбрасывая блики, танцующие на серебре и хрустале, мерцающие в стеклянных глазах животных, чьи головы были прибиты к стенам. В огромном камине в дальнем углу мягко горел огонь.

Кто в здравом уме захочет, чтобы мертвые звери смотрели, как он ест?

— Я так полагаю, работы Кроу Удава? — спросила Тана, указывая на головы.

— Да, — ответил Штурманн-Тейлор, выдвигая из-за стола стул с высокой спинкой, чтобы она села рядом с Генри Спаттом. — Кроу — лучший таксидермист из тех, с кем я имел удовольствие работать. Настоящий художник. Раньше мы проводили в лагере выставки и мастер-классы для гостей, они шли на ура. Перенесли сюда все необходимое, устроили ему кабинет. Было здорово, когда он жил здесь постоянно, во всяком случае, большую часть года. Генри был на мастер-классе по созданию чучела морской свинки, да, Генри?

— Было круто! — Спатт потянулся через весь стол за бутылкой красного вина, откупорил и стал наполнять свой кубок. — И Маркусу тоже понравилось. — Тут же сделав большой глоток, он застонал от удовольствия.

— Все необходимое? — спросила Тана. — И оборудование тоже?

Она подумала о том инструменте, которым олений глаз был прибит к ее двери, и о том, что Спатт и Ван Блик в это время были в городе.

Бабаха посадили напротив Таны. Он напряженно всматривался в ее лицо. Его жгло желание узнать, что она увидела на фотографии Спатта. Ее жгло желание это обсудить. Ей нужно было хотя бы несколько минут все осмыслить.

— Да, — ответил Штурманн-Тейлор, сев во главе стола и расправляя льняную салфетку. Положив ее на колени, он кивнул официанту, стоявшему рядом, чтобы тот разлил вино по бокалам. — Мы выстроили отдельное здание, где Кроу мог работать. Куда лучше его развалюхи в Твин-Риверсе. Куда больше подходившее, чтобы выполнять заказы моих клиентов. Когда он здесь, мы можем… как бы это сказать… немного оттачивать его стиль. — Он вновь по-волчьи ухмыльнулся.

Молчаливые официанты внесли поднос с закусками, Штурманн-Тейлор налил гостям еще вина. Ножи стучали по тарелкам, Спатт много пил, и каждый кубок превосходного бургундского вина все больше развязывал ему язык.

— Наверное, здорово быть полицейским, — шепнул он Тане. — Расследовать убийства и все такое…

Она вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, способен ли он на преступление, склонен ли к кровавому насилию. Он был в городе, когда все это произошло. Он досконально знал сюжет книги — он сам ее написал. Может быть, решил воплотить его в жизнь? Вновь добиться успеха, который обрушился на него после романа о Кромвеле, но потом сошел на нет? Что, если он приезжал сюда каждый год ради этого, ради охоты на людей? Если она ужинает в компании с маньяком-убийцей?

Бабах говорил очень мало. Выступал исключительно как ее сопровождающий.

Штурманн-Тейлор очень внимательно наблюдал за ними, по очереди изучая пристальным взглядом. Тану не отпускало чувство, что они участники психологической игры, и привести их в эту комнату, где они ели мясо убитых животных на глазах убитых животных, — значило провести своего рода эксперимент.

— Я имею в виду… — Спатт наклонился к Тане, и горячее дыхание, пропахшее мясом и алкоголем, обдало жаром ее лицо. Желудок скрутило, и она судорожно сглотнула. Не хватало еще опозориться, метнувшись в ванную. — Убийство и все, что случается потом, — это же спектакль, верно? Спектакль в театре смерти.

Как в этом зале. На этой веранде. Среди этой злобной роскоши. Буря за окном усилилась, ветер выл и свистел в камине, свечи дрожали, и огоньки метались туда-сюда.

— Неудивительно, почему нас так тянет к убийствам, — продолжал Спатт. — Такая теория проливает свет на патологии человечества. Она вынуждает анализировать черты нашего общества и нас самих, которые мы стараемся не замечать: насилие, гнев, ненависть, злобу, агрессию, жадность, жестокость, психические отклонения вплоть до серьезных заболеваний. Мне кажется, вот почему мы так много пишем о смерти. Мы создаем чудовищ, чтобы исследовать то, что отвратительно нам в нас самих, на примере существ, на нас непохожих. Потому что, если мы не придумаем монстров, нам придется посмотреть в зеркало и увидеть, что монстр смотрит на нас.