Вера Арье - Парадокс Апостола

По какому-то странному стечению обстоятельств в Греции за всю жизнь он оказывался лишь дважды. Впервые — еще студентом, с рюкзаком на плечах и в компании друзей — он осваивал Киклады, а потом и материк. Ночевали на пляже под открытым небом, устраивали безалаберные купания в темноте и жгли костры…

Сегодня ему исполнялось сорок шесть.

И он встречал рассвет в полном уединении на таком же безукоризненно белом, диком пляже, как и много лет назад. Собственное добровольное одиночество его не тяготило, слишком насыщенной была его жизнь, слишком опасной. Да и вряд ли нашлась бы такая женщина, что смогла бы понять его одержимость профессией, на которой он и был, по сути, женат без малого двадцать лет.

«…И как вы теперь понимаете, на острове я оказался не случайно. В июле 1997-го Франсис Ланзони производил для меня подробный инструктаж. Дело шло довольно медленно, поскольку общаться нам пришлось без переводчика, на английском, которым никто из нас толком не владел. Мне были предоставлены все необходимые вводные: фотографии, видеозапись недавнего выступления префекта, которая позволяла увидеть его в динамике, точный план местности и временные рамки ликвидации. Однако с моим дублером, чье имя я узнал лишь из газет, пообщаться так и не довелось. Мне лишь показали его из окна машины, когда он входил в собственный дом. Он был немногим старше меня, спортивен, но невысок.

Мне также дали возможность ознакомиться с обстановкой и предполагаемым местом устранения префекта, обозначенный маршрут я прошел несколько раз. Помню, что план ликвидации мне не нравился: я видел в нем слишком много поводов для срыва.

Во-первых, к чему вообще понадобился этот корсиканский блудень [33] Человек, совершающий нелепые поступки (жарг.). ? Он мог повести себя непредсказуемо, и тогда результат затеи был бы обратным ожидаемому. Во-вторых, стрелять мне предстояло из полуавтоматической «беретты 1992F», хотя оптимальным видом оружия в данном случае она не являлась. Более того, я не имел права сбросить ствол на месте, а это, как вы понимаете, дополнительный риск. И в-третьих: фасад театра выходил на бульвар, его проезжую часть перекрыли под предлогом дорожных работ, хотя по тротуарам продолжали ходить люди. Делалось это для того, чтобы префект мог припарковать свою машину и войти в здание только со стороны улицы Генерала Леклера. Но если бы он прибыл на мероприятие не на собственном автомобиле, а на такси или на авто с личным водителем, то наверняка предпочел бы высадиться перед барьерным ограждением и пройтись до театра пешком, так и не оказавшись в нужном нам месте.

Но, видимо, привычки префекта были хорошо изучены, да и дело киллера — исполнять, а не оспаривать, поэтому спустя пять недель, а точнее, 16 августа около восьми часов вечера я оказался в подъезде дома номер семь по вышеупомянутой улице. Дом был старый, наполовину расселенный. Как и многие другие здания похожей постройки, он имел сквозной внутренний двор, выходивший в параллельный переулок. Апостолис Истрия ожидал меня снаружи, в нише соседнего подъезда. В тот момент, когда фигура префекта возникла в конце плохо освещенного пассажа, в моем кармане раздался короткий звонок — это был сигнал к действию. Ровно через тридцать секунд я вышел из укрытия и выстрелил в спину объекта. Тело его опрокинулось вперед и тяжело ударилось о землю. После «контрольного» мне оставалось лишь сбросить пиджак, на котором могли остаться брызги крови префекта, и уйти через сквозной двор.

Выскочив в переулок, я увидел женщину, торговавшую мороженым с переносного лотка. Покупателей возле нее не было, и завернутый в пакет ствол, как и планировалось, я незаметно «обменял» на порцию ванильного, после чего влился в толпу отдыхающих. Дама тут же снялась с места и исчезла.

Вот и вся история.

Истрия, видевший весь спектакль в подробностях, накинул мой пиджак и спокойно дождался приезда полиции.

Годом позднее всплыла и та самая «беретта», ее предъявила следствию какая-то сепаратистская группировка, взявшая на себя ответственность за организацию убийства, после чего мой дублер получил пожизненный срок без права на досрочное освобождение».

Родион свернул перечитанный в сотый раз фрагмент исповеди Трояна и в задумчивости уставился в окно вагона, за которым мелькали сельские пейзажи.

Все описываемые события казались ему абсурдными, но среди них проглядывало и рациональное зерно.

Та самая «беретта».

Она стала основным вещественным доказательством лишь потому, что уже была косвенно связана с именем подозреваемого. Это оружие было похищено за несколько месяцев до убийства префекта, и не у кого-нибудь, а у погибшего офицера. Националисты захватили полицейский участок в Бастии, взяли двоих заложников, один из которых при невыясненных обстоятельствах погиб. Тот факт, что Апостолис Истрия участвовал в этой акции, сразу сыграл против него. Баллистическая экспертиза с ходу установила, что выстрелы в префекта могли быть совершены как раз из «беретты 1992F», и когда пистолет был предъявлен сепаратистами в качестве доказательства, следователи ухватились за эту спасительную соломинку.

До Брюсселя, по счастью, было не более двух часов. Вагон плавно покачивался, постукивая колесами по стальным рельсам. Пассажиры занимались своими делами: кто-то читал, кто-то дремал, запрокинув голову на подголовник.

Родион же находился в заметном напряжении: то и дело доставал из портфеля документы, затем откладывал их в сторону, нервно поправлял свой пиджак и смахивал несуществующие крошки с зауженных по моде брюк. В голове он прокручивал сценарии неотвратимого разговора, к которому шел много лет.

Отыскав Эву по имени через социальную сеть для установления деловых контактов, он внимательно просмотрел всю ее профессиональную историю. Спустя год после их встречи Эва покинула Корсику и на короткое время обосновалась в Париже. Ее карьера развивалась поступательно — от ассистента до директора по кастингу. Последние восемь лет она жила в Бельгии, где возглавляла небольшое актерское агентство, отбирающее исполнителей второстепенных ролей для сериалов и театральных постановок. Арно, по данным Родиона, продолжал руководить театром на Корсике, но спустя некоторое время занятие это оставил, унаследовав винный бизнес отца. Франсис скончался в семьдесят четыре года от какого-то хронического заболевания.

С чего начнется их разговор?

С воспоминаний? С расспросов? С того, что он поначалу никак не мог оправиться от постигшего его разочарования, а затем намеренно культивировал свое одиночество?..

Ей, пожалуй, это будет неинтересно.