Наталия Антонова - Влюбленный убийца

И он на самом деле был ее верным и надежным другом. Прилетал к ней в любое время дня и ночи, стоило ей только позвать его. Выслушивал часами ее жалобы на жизнь, мужчин, подруг, каверзы судьбы и прочее. Утешал как мог, страдал, когда она была печальна, и радовался ее радостям, даже если ему лично они не сулили ничего хорошего, скорее наоборот.

Все эти Юлины поиски обеспеченного мужа и планы на беззаботную жизнь Анатолию казались разрушительными. Первое время он пытался осторожно наставить ее на путь истинный, говорил о необходимости получения образования, об устройстве на работу, рисовал перспективы безоблачной жизни самостоятельной, независимой от мужчин и родителей, девушки. Но все эти разговоры, которые он вел с Юлей в самой деликатной форме, заканчивались грандиозными скандалами, которые она ему устраивала, после чего исчезала на дни, недели и даже месяцы.

А он не спал ночами, почти ничего не ел, худел, теряя не только вес, но и интерес к жизни, к работе. В такие периоды начальство и коллеги смотрели на него косо, но почему-то терпели, может быть, жалели.

Потом Юлия появлялась и вела себя так, словно и не было ссоры и разлуки. И он беспрекословно принимал навязанный ему стиль общения.

Обещал себе, что никогда и ни в чем не будет больше ей перечить. В конце концов его миссия на земле заключается в том, чтобы любить Юлю, а не учить ее жить. И все-таки с каждым годом Толик все отчетливее понимал, что его любимая девушка деградирует. Ее нервные срывы уже не были редкостью, а неожиданные безобразные выходки не только озадачивали, но и всерьез пугали. И он не знал, что делать, как ей помочь, как спасти ее от самой себя.

И, несмотря на все это, любил ее все сильнее и сильнее, хотя, казалось бы, куда уже больше…

Однажды один из его немногочисленных знакомых сказал ему прямо: — Толик, ты свихнулся на своей любви. Если ты хочешь выжить, то выбрось Юлю из головы, никогда больше не звони ей, не отвечай на ее звонки и избегай встреч. А еще лучше тебе вообще на год, на два уехать из города.

Анатолий тогда ничего не ответил, только упрямо покачал головой.

— Ну что ж, — сказал приятель, — тебе жить, тебе и выбирать. Но твоя одержимость приведет тебя в сумасшедший дом.

Ах, если бы он знал, куда приведет его эта любовь…

Он снова и снова утром, днем, вечером, ночью набирал номер ее телефона, утратив ориентацию во времени… И свершилось чудо! Видимо, всевышний внял его мольбам. Юлия отозвалась.

— Чего тебе? — спросила она сердито.

— Я хочу видеть тебя!

— Скажите, пожалуйста, он хочет, — проговорила она недобро, — я, может, на Гавайи хочу!

— Извини…

— Извини, — передразнила она, — ты на часы давно смотрел?! Семь часов утра!

— Извини, — снова повторил он, — я не хотел тебя будить.

— Но разбудил!

— Просто ты так долго не отвечала. Я звонил тебе…

— Говори, чего тебе надо.

— Нам нужно встретиться.

— Это еще зачем? — удивилась она притворно его просьбе.

— Ты же обещала!

— Что я обещала? — Она зевнула в трубку.

— Ты что, забыла? — оторопел он.

— Нет, успокойся, помню я.

— Но тогда…

— Еще не время.

— Но когда, когда?

— Наберись терпения!

— Я и так жду тебя с пятого класса! — не выдержав, закричал он.

— Не ори! Я не глухая.

— Прости…

— Сказала тебе — жди, значит, жди. — Юлия, не прощаясь, отключилась.

Он несколько секунд слушал короткие гудки и, не сдержавшись, тихо заплакал, как маленький ребенок, незаслуженно обиженный родителем-тираном. Потом успокоился — все равно она будет его во что бы то ни стало.

Набросив тонкую куртку, Анатолий выбежал из дома.

— Толя, Толя, — прокричала с кухни его старенькая бабушка, — когда ты вернешься? Я рыбу жарю на завтрак.

Но ответа она не дождалась.

— Эх, Толя, Толя, — вздохнула старая женщина, покачала скорбно головой и в который раз недобрым словом помянула «проклятую девку», измучившую ее внука.

Стемнело… На темно-синем небе проступили звезды, повис тонкорогий месяц, и сквозь молодую листву деревьев просочился мягко мерцающий свет, наполняя мир волнующей недосказанностью и обещанием когда-нибудь кому-нибудь приоткрыть завесу вечной тайны мироздания… или хотя бы собственной души.

Мирослава просматривала местную газету, ее взгляд уткнулся в объявление.

— Морис! — крикнула она.

— Что? — отозвался Миндаугас.

— Завтра в Загородном парке в павильоне «Звездочка» состоится открытие выставки картин Лидии Заречной.

— Той самой? — спросил он.

Мирослава кивнула: — Не хочешь сходить посмотреть?

— Хочу.

— Думаю, что и тетя Виктория там будет.

— Соскучились?

— Да как тебе сказать, — рассмеялась Мирослава.

— Мне кажется, что Виктория — очень интересный человек.

— Ну, ей это по должности положено, — хмыкнула Волгина.

— По какой? — не понял Морис.

— По писательской.

— А…

— Вчера тетя Зая звонила, рассказывала, что Виктория уговорила ее отправиться на ярмарку индийских товаров. Заюшка, как и Виктория, неравнодушна к хорошему чаю, поэтому согласилась.

Тетя Вика заехала за сестрой на машине, оставила автомобиль во дворе и поднялась в квартиру. Когда сестры, прихватив бутерброды и бутылку минеральной воды, спустились через полчаса во двор, возле машины крутилась огромная собака. Надо думать, ничья.

Тетя Зая растерялась и остановилась, а тетя Виктория говорит: — Не бойся, она не кусается.

— Ты ее знаешь? — удивилась Зоя.

— Конечно, — кивнула Виктория, — это собака.

— Вижу, что собака! Она точно не кусается?

— Абсолютно. Не будет же она грязное в рот брать, — невозмутимо ответила Виктория.

— Что грязное? — растерялась тетя Зая.

— Тебя, естественно.

— Я не грязная! — возмутилась Зоя.

— Ага, — не моргнув глазом, парировала Виктория, — по улице ходит и чистая. Вот ты стала бы кусать собаку за грязную лапу?

— Нет, конечно! — окончательно растерялась Зоя.

— А она что, глупее тебя? Она тоже о здоровье заботится.

— Ну, знаешь!

— Конечно, знаю.

Морис весело рассмеялся, а потом спросил: — И чем же дело завершилось?

— Тетя Виктория угостила собаку бутербродом, который собиралась съесть сама. И они с тетей Заей отправились на выставку, где купили все, что и планировали.

— А вы ведь тоже не боитесь собак, — напомнил Морис.

— А чего мне их бояться? — искренне удивилась Мирослава.

— Уверены, что они не будут брать в рот грязное? — сыронизировал Миндаугас.

— Нет, у меня другой подход…

— Какой?

— Я уверена, что мы одной крови.

— Я думал, что только с котами.

— Нет, и с собаками тоже.

Было около четырех вечера, когда «БМВ», за рулем которого сидел Морис Миндаугас, припарковался на стоянке возле Загородного парка. Несмотря на будний день, народу в парке было довольно много.