Борис Воробьев - Искатель, 2019 № 02

Он вновь очутился на проселочной дороге, по которой пришел сюда. Только теперь не надо было никуда идти, поскольку он знал, что ему надо быть здесь. В этом месте шел дождь. Слепой дождь при ярко сияющем солнце. Дмитрий с удивлением посмотрел на небо и увидел, что там вообще нет облаков, ни одной тучки! «Откуда же дождь?» — подумал он.

Но было еще что-то очень странное в этом дожде, Дмитрий не сразу понял, что именно, пока не увидел, как сверкающие капли воды, такие красивые, словно маленькие хрустальные камешки, медленно поднимаются в небо. Отделяясь от луж, от зеленой травы, дождинки, искрясь на солнце, взлетали вертикально вверх. Дмитрий улыбнулся и протянул руку ладонью вниз, и тотчас несколько капель уперлись в нее и стали кататься, пытаясь найти выход, обтечь эту внезапно возникшую на пути к небу преграду.

«Вот ведь, — подумал Дмитрий, — такие маленькие, легонькие, а не удержишь, только на время можно задержать, а потом они все равно улетят, как ни старайся».

Он перевернул ладонь, капли тотчас оторвались и, переливаясь разноцветными искорками, стали подниматься ввысь. Дмитрий проводил их взглядом, ощутив досаду, будто с ними улетало понимание чего-то важного. Чего-то, что он уже почти понял, но вот. не успел, а капли улетали все дальше…

Оглянувшись, он заметил в шагах пятидесяти от себя женщину в свободной белой накидке, сидящую прямо на траве. Он не мог видеть ее лица, поскольку женщина сидела спиной к нему, но сразу понял, кто это. Он пошел к ней, сперва несмело и не отрывая глаз — боясь, что сморгнет, спугнет этот прекрасный мираж. Затем смелей прибавил шаг, потом еще, и, наконец, перешел на бег. Опустившись возле нее на траву, задыхающийся, разгоряченный бегом, как в детстве, он широко открытыми, восторженными глазами заглянул ей в лицо: «Мама!»

Она улыбнулась ему в ответ, и было столько счастья и радости в ее улыбке, в ее смеющихся глазах, она словно светилась изнутри, это сияние пролилось на него и сквозь него. Дмитрий с робкой улыбкой рассматривал маму, вглядывался в ее облик. Она была такая молодая и красивая, на ней не было ни малейшего следа той изнурительной, страшной болезни, которая забрала ее много лет назад. Вспомнив о том, что мама умерла, он перестал улыбаться.

«Мам?» — позвал он.

Мама протянула руку и погладила его по голове, как когда-то давно в детстве. Пригладила непослушные вихры, теперь уже с пробивающейся сединой, но все такие же упрямые.

«Все будет хорошо, сынок!»

Дмитрий проснулся и обвел глазами двор. Все так же неспешно копошились куры и жужжали пчелы. Проведя рукой по лицу, он понял, что плакал во сне.

Из дома целителя вышли мальчик-подросток под руку с пожилой женщиной и направились к воротам. Дмитрий оглянулся, кроме него больше во дворе никого не было.

«Ну что ж, выходит, моя очередь», — подумал он и поднялся с лавки.

Войдя в дом, Дмитрий оказался в полумраке. Единственное в комнате окошко слабо освещало только середину помещения, оставляя все прочее пространство зыбким теням. Дмитрий ожидал увидеть во множестве образа и иконы, но ничего этого не было. Обычное убранство, простое, даже скромное. Большой стол у окна, стулья, старый диван у стены, над которым висела потемневшая от времени картина с морским пейзажем. В углу стоял огромный кованый сундук, по всей видимости старинный.

Дед Петро сидел за столом, положив на него руки. Он встретил вошедшего прямым и открытым взглядом. Густая, но недлинная борода скрывала возраст, ему могло быть и пятьдесят, и семьдесят лет. Ясные улыбчивые глаза, крепкие руки, знающие мужицкую работу, прямая осанка и добротный, могутный стан — весь облик деревенского знахаря источал спокойствие и уверенность скалы.

— Здравствуйте, Петр Никодимович. — Дмитрий оглядел знахаря: рубаха, брюки. Одежда мятая, не глаженая, но чистая. Никаких амулетов, камений и прочей шарлатанской атрибутики. Даже нательного крестика не видать, если и есть, то не напоказ.

— И тебе не хворать, — отозвался старик и указал на стул за столом напротив себя, — садись вон.

— Да, спасибо.

Дмитрий сел и замялся, не зная, с чего начать. Старик пристукнул ладонью по столу:

— А может, чайку, дружок, попьем? А то умаялся я что-то. Людей сегодня много было, да и ты с дороги, видно, притомился. А за чаем и потолкуем по душам.

— Я бы не отказался.

— Ну, вот и славно. Чай у меня целебный, с травками разными, тебе на пользу будет, мысли в порядок придут.

Дед Петро вышел куда-то и минут через пять вернулся с двумя большими кружками, нал которыми поднимался ароматный парок. Может, возникшая пауза и доверительная атмосфера чаепития возымели свое действие, а может, и впрямь чудный густой напиток обладал удивительной силой, но смятение Дмитрия улеглось, будто отложил в сторону темный камушек с души. Даже дышать стало легче.

И Дмитрий рассказал свою историю. Старик слушал внимательно, изредка перебивая рассказ уточняющими вопросами. Один раз он остановил Дмитрия, сходил за чаем и, вернувшись с вновь наполненными кружками, велел продолжать. В полумраке комнаты, наполненной ароматом чая из неведомых трав, с пляшущими по углам тенями, рассказывать то, во что сам не хочешь верить, было легче. Слова лились неспешным ручейком, просочившимся сквозь плотину внутренних запретов, и, по мере того как продолжалась эта исповедь, Дмитрий чувствовал, как пустеет то место в душе, где поселилось и укоренилось горе.

Когда Дмитрий закончил свой рассказ, старик долго молчал, с полуприкрытыми глазами, словно прислушиваясь к чему-то слышному только ему биному. Дмитрий молчал тоже, прихлебывая остывающий чай.

И все же Дмитрий заговорил первым, стронув повисшую тишину:

— Знаете, честно говоря, я ведь не верю во все это. Рассказываю, как будто про кого-то другого. Иногда мне кажется, что я это надумал себе сам, что все это просто привиделось. Я даже ехать сюда не хотел.

— Да, да, — старик кивнул, соглашаясь, будто и не ожидал другого ответа.

Но тут же вскинул на Дмитрия взгляд из-под кустистых бровей:

— Но ведь приехал сюда. Зачем, коли не веришь?

Дмитрий не ответил, лишь пожал плечами.

Старик смел ладонью какую-то крошку со стола.

— Эх, дружок, ко мне ведь только такие и приходят. Когда уже все средства исчерпаны и надежды почти нет. Когда осталось уповать только на чудо. Да вот только чудес без веры-то не бывает, нет. Чудеса требуют усилий. Для одних воскрешение Христа — чудо, а для других — просто сказка, которой тешатся набожные старушки. Один в каждой растущей травинке видит чудесную волю Божью, а другому любое чудо сотвори, он ему все одно какое-нибудь удобное объяснение найдет. Каждый волен сам выбирать. Вот и получается, что чудо зависит от нашего выбора, от наших усилий. Хотим ли мы, допускаем ли, что оно возможно в этом мире — чудо. Верим ли мы!