Журнал «Искатель» - Искатель, 2019 № 01

— Ну что ж, Василий, смотри, под твою ответственность, — недовольно буркнул полковник и подал знак Дубову.

Старший прапорщик отпер замок.

Первым в камеру вошел Григорий. Он увидел, что Жираф с багровым лицом из последних сил отбивается от душащего его Боксера. Еще минута — и все будет кончено. Григорий кинулся к душителю с намерением оттащить его от жертвы и надеть на него наручники. Но немного не успел. В руке Жирафа сверкнула заточка с длинным узким лезвием. Он ударил ею Боксера в живот и, нырнув под руки Григория, отскочил в сторону. Смертельно раненный сокамерник, замерев на месте с вытянутыми руками, постоял некоторое время, словно в задумчивости, а затем как подкошенный упал на спину, широко раскинув руки: из живота его торчала рукоятка заточки, обмотанная синей изолентой. И вдруг, к изумлению вошедших в камеру и зэков, правая рука поверженного Боксера поднялась и выдернула заточку из живота. На короткое время из раны небольшим фонтанчиком ударила густая, черная как деготь жидкость, заливая майку Боксера и цементный пол. Неожиданно эта странная жидкость перестала фонтанировать. Неподвижная серая маска лица Боксера ожила и исказилась к гримасой мученического страдания. Опершись левой рукой о пол, а правой сжимая заточку, Боксер стал подыматься.

Неописуемый ужас охватил присутствующих. Все стояли словно парализованные, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Какая-то гипнотическая сила исходила от этого живого трупа. Между тем Боксер поднялся и, угрожающе покачивая заточкой, стал отыскивать затуманенным взглядом своего обидчика.

Жираф, побледневший как мел, опустился на четвереньки и пополз вдоль стены, стараясь не попасть в поле зрения Боксера. Однако преследователь скорее почувствовал его, чем увидел, и медленно пошел за ним. Заметив, что Боксер преследует его, Жираф стал портить воздух.

Григорий, осознав трагичность создавшейся обстановки, сделал над собой усилие и, подскочив к Боксеру, резко ударил его в подбородок. Ноги у Боксера подкосились, и он кулем свалился на пол. Не медля ни секунды, Григорий откинул ногой упавшую заточку и, без особого труда заломив руки Боксера за спину, защелкнул на его запястьях наручники. Не успел Григорий выпрямиться, как тягостную тишину камеры разрезал тревожный крик Соколова:

— Гриша, сзади!

Григорий резко обернулся и увидел надвигающегося на него с вытянутыми руками Колуна. На искаженное страдальческой гримасой землистое лицо его невозможно было смотреть без содрогания. Выпрямившись, Григорий сделал шаг в сторону, как бывало на ринге при уходе от столкновения с противником, и резко ударил Колуна в челюсть своим коронным справа. У Колуна подкосились колени, и он распластался на полу, уставившись бессмысленным взглядом в грязный потолок камеры. Григорию понадобилось всего несколько секунд, чтобы надеть на него наручники, услужливо протянутые начальником Бутырки.

— А теперь их надо связать вместе, — выдохнул устало Григорий и требовательно посмотрел на полковника: — У вас найдется веревка?

Повисло молчание. Все замерли и молча с отупением пялились на Гришу, который казался единственным живым участником этих жутких событий. Никто даже и не пробовал прийти ему на помощь или что-то предпринять. В тишине только слышалось тяжелое дыхание присутствующих и хрипы и стоны поверженных «зомби». В углу нервно всхлипывал Жираф…

Первым пришел в себя Волков.

— Веревку? Сейчас организуем, — суетливо ответил он, еще больше зауважав Григория. Затем отыскал строгим взглядом Дубова и поманил его пальцем: — Иди сюда, голубчик. Сними свой брючный ремень и свяжи наручники.

— А как же штаны? — озадачился старший прапорщик. — Ведь они у меня свалятся.

— Хрен с ними, с твоими штанами, — недобро усмехнулся полковник, — руками будешь держать. А за твой обыск из старших прапорщиков разжалую в младшие. Вы как обыскивали заключенных? Почему у Жирафа оказалась заточка?

— Хорошо обыскивали, — насупился Дубов, снимая ремень, — никакой заточки у него не было.

— Гражданин полковник, старший прапорщик не виноват, — заступился Жираф, потирая шею, — это заточка Боксера. Если бы я ее не заметил у него под майкой, то сейчас бы уж не разговаривал с вами.

— А ты помолчи! — строго прикрикнул на него начальник СИЗО. — С тобой еще предстоит разбираться.

— А что со мной разбираться? — обиделся Жираф. — Что мне оставалось делать, гражданин начальник?! Ждать, когда задушит? Он порешил бы меня! Я защищался!

— Вот какие все здесь грамотные, — натянуто улыбнулся Волков, посмотрев на Соколова, — разбираются в уголовном кодексе не хуже любого адвоката.

— Тюрьма — наш университет, — осклабился Жираф, обнажив большие желтые зубы. Он не скрывал своей радости по поводу того, что остался живой.

— За что же сокамерник напал на тебя? — поинтересовался Василий Андреевич.

— Сукой буду — не знаю, — расслабился Жираф. — Он вообще ничего мне не говорил. Накинулся неожиданно. Я даже не видел, когда он очухался.

— Может, у вас старые счеты?

— Нет, — качнул головой Жираф, — наоборот, мыс ним коре-шились. Не пойму, что такое с ним случилось?! А видели, граждане следователь, какая у него кровь черная?

— Видел, не слепой, — вздохнул Соколов и, отвернувшись от арестованного, задумался: «Никакое это не отравление, а совсем что-то иное, пока непонятное. Может, болезнь какая заразная? Но что за болезнь, как все это объяснить?» Василий Андреевич с пристальным вниманием посмотрел на Григория. Его очень заинтересовало столь смелое обращение Григория с этими ужасными мертвоживыми подследственными: «Может быть, есть какая-то связь между всеми этими странностями? Но какая?» Из задумчивости его вывел голос Григория, который обращался к начальнику СИЗО:

— Товарищ полковник, надо бы эти полутрупы собрать в одну камеру. Наверное, лучше в эту, так как отсюда всего четверых придется отселять. К тому же еще могут появиться отравленные. Сюда поместить и Алиджанова.

— Идея мне по душе, — кивнул, соглашаясь, полковник, — пусть выясняют отношения между собой до заключения медицинской комиссии. Но вот куда мне определить эту четверку? — он указал большим пальцем на зэков, притихших в углу камеры. — Все переполнено. — Чуть помолчав, он продолжил: — Есть, правда, одна совсем свободная, из которой на расстрел водят. Может, в нее? — начальник СИЗО вопросительно посмотрел на заключенных. — Дело в том, что в той камере, как говорят, остаются души расстрелянных, и они по ночам разговаривают с новым обитателем этого, откровенно говоря, мрачного помещения. Так что первое время вас может мучить бессонница. Но если у вас крепкие нервы…