Песах Амнуэль - Искатель, 2019 № 03

— Теть Кать, я здесь!

Сидевший за столиком летнего кафе Чайкин помахал рукой. Екатерина Андреевна пересекла пустую террасу и недоверчиво посмотрела на пластиковый стул, на котором сидел Чайкин.

— Ты тут себе ничего не отморозишь?

— В каком смысле?

— Холодно же! Чай не лето.

— Да нет, нормально, — ответил Чайкин, но на всякий случай застегнул ветровку.

Сама Екатерина Андреевна была в плаще и косынке, но перспектива сидеть на открытой террасе, подставив осеннему ветру стариковские косточки, как-то не очень радовала, и она предложила перебраться внутрь. Чайкин немного покочевряжился, уповая на то, что не хочется упускать последние солнечные деньки, но все же с доводами двоюродной бабушки согласился, и они перешли в теплый, пахнущий свежим кофе зал.

— Как продвигается наше расследование? — первым делом поинтересовалась Екатерина Андреевна.

— Да… — Чайкин махнул рукой.

— И все?

Чайкин обреченно вздохнул.

— Андрей? — продолжала допытываться Романова.

— Ну, не понятно пока ничего, теть Кать.

— А ты поделись! Глядишь, вместе и разберемся, что к чему.

— Не в чем пока разбираться. Все, что мы имеем, так это то, что у покойного Мардасова на шее был след от укола…

— Вот! А говоришь — ничего. Ну-ну, дальше.

— А у Фраймана в кармане обнаружился шприц.

— Ага! — воскликнула Екатерина Андреевна. — Укол от этого шприца? Что за шприц? С чем?

— Я пока не знаю, теть Кать. Заключения еще нет.

— Как так, нет? Чего же они тянут?

— Ну это же процесс небыстрый.

— Значит, что было в шприце, неизвестно? А как сам шприц выглядел?

— Маленький такой, тоненький, как карандаш.

— Инсулиновый?

— Да, вроде.

— Вроде или точно?

— Точно. Криминалист так и сказал.

— А может, у Фраймана диабет?

— У него всякие другие болячки, жена принесла лекарства. Но диабета нет.

— Зачем же ему тогда инсулиновый шприц?

— Он говорит, что это не его.

— Может, и правда не его. Ладно, оставим это пока. Дождемся результатов экспертизы. А что говорит жена Мардасова? Вы же навешали ее?

— Навещали.

— Та-ак! — Екатерина Андреевна, сузив глаза, пристально посмотрела на внучатого племянника. — О чем еще ты забыл мне рассказать?

— Теть Кать, ну… — Чайкин покраснел до кончиков ушей и уставился на пустую чашку.

— Выкладывай! — медленно, тихо, но грозно, словно прокурор, уличивший преступника во лжи, проговорила Романова.

— Ездили мы к ней с Завадским. Она, конечно, Мардасова ругала, козлом называла. Но она не верит, что у него с женой Фраймана были отношения. Абсурд, говорит.

— Она может говорить что угодно. Особенно вам с Завадским. Но это отнюдь не значит, что она так считает. Неужели ты думаешь, женщина начнет делиться такими деликатными подробностями с посторонними мужчинами?

— Но мы не посторонние, мы — полицейские.

— Тем более. Поэтому я сама попробую ее разговорить.

— Может, не надо? — насторожился Чайкин. — Завадский узнает — греха не оберешься.

— А мы ему не скажем. Дай мне ее адрес.

— Нет, теть Кать, не дам. Завадский меня убьет.

— Ох, Андрей, когда же ты станешь наконец самостоятельным?

В баре было немноголюдно — будний день, послеобеденное время. Ангелина Аркадьевна Чехова сидела за стойкой с каменным выражением на лице. На ней был черный брючный костюм, черная косынка на голове и круглые черные очки. Перед Чеховой на стойке стояли две пустые стопки, рядом на блюдце — две лимонные корочки.

Екатерина Андреевна, вооружившись чашечкой кофе, уже четверть часа наблюдала за вдовой, похожей на героиню фильма «Матрица». Надо сказать, что Екатерина Андреевна не слишком жаловала современное кино, но бывали исключения, особенно если в фильме прослеживалась захватывающая интрига, сродни чему-то шпионскому. Вот как в «Матрице». Нет, конечно, это фантастика, но в реальной жизни так много фантастичного, и Екатерина Андреевна могла бы рассказать немало таких историй, но… не рассказывала. Может, когда-нибудь потом. Когда-нибудь…

Дождавшись, когда Чехова выпьет третью рюмку текилы, Екатерина Андреевна вышла из своего угла, где все это время так удачно скрывалась от глаз объекта своего наблюдения, и, подойдя к вдове, взобралась на соседний табурет. Ангелина Аркадьевна никак на это не отреагировала, продолжая сидеть, подперев голову левой рукой и глядя в пустоту.

— Добрый день! — откашлявшись, поздоровалась Екатерина Андреевна.

Чехова медленно повернула голову и посмотрела на нее так, словно Романова несет какую-то чушь.

— Хотя, конечно, что в нем доброго! С утра моросит дождь, ночью вообще обещают заморозки.

— Вы кто? — хриплым голосом спросила Чехова.

— Кто я? — переспросила Екатерина Андреевна, машинально разглядывая свое отражение в очках Ангелины Аркадьевны. — Друг.

— Я сегодня не подаю, — буркнула Чехова и знаком показала бармену, чтобы налил ей еще рюмку текилы.

— Какое совпадение! — наигранно воскликнула Екатерина Андреевна. — А я сегодня не беру. Напротив — сама раздаю.

Чехова снова повернула голову.

— Помощь, — уточнила Екатерина Андреевна.

— С чего вы взяли, что мне нужна помощь, тем более от вас?

— Всякому человеку в вашем положении нужна помощь.

— В каком таком положении?

— На вас траурный наряд. Вероятно, у вас кто-то умер? И я, прежде всего, хотела бы принести вам свои самые искренние соболезнования.

— К черту соболезнования! — неожиданно рявкнула Чехова. — О ком соболезновать? О моем муже-кобеле? Об этой сволочи первостатейной?

— О, простите великодушно! Я не знала, что у вас все так серьезно. Вы сидели одна и, очевидно, сильно горевали. Я просто хотела вас немного утешить, скрасить ваше одиночество. Горько смотреть, как страдает такая прекрасная молодая женщина. Что может быть лучше в такой ситуации, чем старая добрая женская солидарность? — Екатерина Андреевна смолкла и отвернулась, делая вид, что смахивает слезу.

— Бармен! — позвала Чехова и жестом показала, чтобы он налил текилы и Екатерине Андреевне.

Они молча выпили. Точнее, молча выпила Чехова, а Екатерина Андреевна сперва крякнула, потом громко икнула, и глаза ее наполнились уже настоящими слезами.

— Милая вы моя! — прошептала Чехова, сняла очки и, наклонившись, обняла одной рукой Екатерину Андреевну. — Как вас зовут?

Екатерина Андреевна представилась, Чехова назвала свое имя. И вскоре они уже без умолку болтали. Ангелину Аркадьевну словно прорвало — она прямо-таки выплескивала из себя все, что накопилось у нее за годы совместной жизни с «подлецом Мардасовым», без всякого сожаления говорила о его кончине и с явным пренебрежением и злобой о «бесцеремонных ментах». Больше всего она рассказывала о том, как муж изменял ей направо-налево, и сокрушалась, что Мардасова еще раньше не грохнул кто-нибудь из ревнивых мужей, чьих жен он соблазнил.