Журнал «Искатель» - Искатель, 2019 № 04

Даже во сне он иногда бредил такими фразами, которые смущали старого сапожника и иногда даже приводили его в ужас.

Андрюшка ждал чего-то или, вернее, какого-то момента, какого-то толчка извне. Он ждал случая и твердо верил, что этот толчок и случай придут к нему на помощь и тогда вся жизнь его изменится к лучшему. Откуда явится этот случай или толчок, он не знал; но ждал его с нетерпением, с замиранием сердца, готовый на все и на вся.

Так неопытный молодой разбойник, сидя в засаде, впервые сжимает рукоятку ножа своего, обнаженного во имя богатой наживы и страсти к приключениям.

Наташу увлечь было нетрудно.

Совершенно неопытная и немного даже глупенькая швейка охотно поверила всему, что говорил ей молодой подмастерье.

Его жгучие черные глаза, его смелые мужественные жесты, его красота — все это с первой встречи, с первого слова безропотно покорило девушку его воле.

Андрюшке она просто нравилась, как молоденькая, хорошенькая девочка; особенной любви он к ней не чувствовал, но среди скуки и выжидания чего-то необычайного и перелома в жизни эта интрижка развлекала юношу.

В городском садике чуть зеленела молодая листва. Аллейки еще были сыры, трава коротенькая, мелкоусая, еле-еле пробивающаяся…

Жаждущих подышать свежим, весенним воздухом было много.

Андрюшка явился франтом, на нем было мышиного цвета пальто, шляпа-котелок и тросточка, резная ручка которой изображала петушиную голову. Медленно и важно пошел он по главной аллейке, стараясь и видом и манерами подражать тем франтам, которых он встречал на улице и признавал за кровных денди.

В общем, он был очень недурен и «подражание» выходило у него недурно. Наташа, завидев его, даже покраснела от удовольствия и как-то смущенно стала прятать за спину узелок, с которым она зашла в садик, идя с экстренной работы.

Андрюшка приветствовал ее почтительно-театральным поклоном. Она покраснела еще более. Затем оба сели на скамейку.

— Ведь сегодня праздник, — заговорил Андрюшка, — отчего же вы сюда с узел ком-то пришли?

— Я с работы! — тихо и как бы извиняясь ответила Наташа.

— Гм… И охота вам работать даже в праздник?..

— Что ж делать, я была у графа у одного… Фамилия ему Радищев… Может быть, слыхали? Положим, они не очень богато живут, а все-таки настоящие графы… и вот что я вам хотела еще сказать… Вот случай-то… я и теперь просто не могу прийти в себя от удивления… когда я пришла туда. Сегодня я в первый раз там; сестра меня послала… гляжу из залы в будуар графини… вдруг входит… Ей-богу, я даже чуть не упала… Ну вот две капли воды, вы входите… То есть даже не отличить… Глаза, волосы, рост… все, все… Я уж подумала, что это вы, потому что вы же и рассказывали мне, что вы не простой человек, а должны скрывать до поры до времени ваше звание.

Она проговорила все это, опустив голову и, по обыкновению, смущенно теребя оборку платья; но если бы она подняла глаза и взглянула налицо Андрюшки, то, наверно, испугалась бы.

Он внезапно побледнел; потом сразу кровь прихлынула к голове с удвоенной силой, а глаза заблестели какой-то радостью и решимостью.

Но он скоро овладел собой и с улыбкой тихо спросил:

— Неужели уж так похож?

— Не похож, а просто совсем вы…

— Когда же это вы видели его? В котором часу?..

— Да поутру… Я там на полдня была взята…

— Куда же он потом скрылся?..

— Не знаю; кажется, ушел куда-то…

Андрюшка принялся, опустив голову, чертить на песке тросточкой буквы, совершенно незнакомые для Наташи, несмотря на то что она была грамотна.

— Какие это вы буквы чертите? — спросила она, с удивлением взглянув на него.

— Это?

— Да…

— Французское слово… je t’aime [1] Я люблю (фр.). .

— Вы знаете по-французски?

— Конечно! — небрежно ответил подмастерье. — До того несчастия, которое заставляет меня тайно от всех вести эту жизнь, я учился… я был в высшем учебном заведении.

— А что значит это слово?

— То значит, что я хочу давно сказать вам.

— А что же?

— «Je t’aime» — значит «я тебя люблю».

Наташа побагровела и закрыла лицо руками.

В это время сидевший на краю скамейки какой-то господин встал и ушел.

Андрюшка, казалось, только и ждал этого. Он придвинулся и страстно заговорил:

— Да-да, я люблю вас, Наташа, знайте это!.. А вы?..

Он остановился, принял красивую позу и старался заглянуть в лицо молодой девушки ласковым взглядом; но его глаза не поддавались обману; они выдавали его, и в них светилась какая-то затаенная, мрачная мысль.

Но голосом Андрюшка владел в совершенстве; к тому же Наташа была слишком хорошенькая девочка, так что в этот момент он, может быть, и был искренним.

— А вы?.. А ты, Наташа? — тихо повторил он, мелодично вибрируя и силясь отнять от лица ее руки. Но вместо ответа Наташа вдруг открыла заплаканное лицо, быстро глянула по сторонам и, видя, что момент удобен, бросилась к нему на шею, горячо поцеловала его три раза в губы, в щеку и отвечала…

Андрюшка самодовольно захохотал; но тотчас же лицо его приняло прежнее выражение, отражавшее овладевшую всем существом его мысль. Он еще раз пристально поглядел в лицо молодой девушки, взглядом он как будто пытался выведать самые сокровенные тайны души своей собеседницы. Наташа выдержала этот взгляд и, как бы понимая его вопросительное значение, сама спросила:

— Что вы так смотрите на меня?

Андрюшка опустил голову и опять зачертил тросточкой по песку. Он собирался сообщить что-то, и это «что-то» было очень важно. По крайней мере, на наглом лице его впервые мелькнула тень смущения.

— Одно уж я сказал тебе, Наташа! — ласково, но чрезвычайно серьезно начал бывший воспитанник исправительного заведения. — Говорил я тебе и о другом, насчет моего прошлого; намекал на происхождение мое; тут есть тайна, которую я никому открыть не смел. Но теперь, сегодня, когда вышел такой случай, когда, так сказать, сама судьба устраивает все… я хочу тебе передать очень многое… Хочешь ты выслушать меня?

Голос молодого подмастерья пресекся от волнения. Наташа едва узнала своего возлюбленного; так преобразился он в эту минуту…

— Правда, ты говоришь, что любишь меня?! — вдруг задыхаясь, шепнул он, наклонившись к ее уху. — Правда? Говори! Поклянись— и я тебе все открою, но помни, если ты солжешь… если ты изменишь мне, я тебя убью… Слышишь… убью! Я тебе сам клянусь в этом!

Наташа затрепетала. Жгучие взгляды Андрюшки пронизывали ее насквозь… Она чувствовала, что и душа и тело ее отныне безвозвратно принадлежат ему. Довольно ему взглянуть на нее вот так, как теперь, и она сделает все, что ни прикажет он; она была вся в полной его власти. Собственная воля ее пропала. А он все твердил, стискивая ее руку: