Алла Полянская - Когда ад замерзнет

— Просто никто о вас не знает. — Рита озадаченно смотрит в проход между стеллажами, идущий куда-то в глубь здания. — Ну, не ожидала…

— Да, просто о нас знает очень ограниченное число лиц, у которых ранее был доступ ко всей информации. — Девушка поправила очки. — Я сейчас занимаюсь тем, что отцифровываю информацию, но дело движется медленно.

— Вы здесь что, одна?! — Рита озадачена. — Вот здесь, во всей этой махине — одна?!

— На входе охранник. Бюджет нам урезали до минимума, понимаете. Ладно, идемте, я покажу вам то, что вы ищете.

Надо будет зарулить сюда и порыться в ящике, который собран о нашей семье. Может, я тогда пойму, почему все так вышло. Правда, это уже ничего не изменит.

Лилька понимает торжественность момента и крепко держит меня за руку.

Нас привели в просторную комнату со столами, и я усадила девчонку за стол, достала ее альбом и фломастеры, и Лилька принялась рисовать. Мне кажется, когда она рисует, мир для нее сходится в точке рисунка, она вся там, она рисует какой-то другой мир — вот как я искала его в книгах, но книги были написаны другими людьми, которые создали целые миры для себя и для читателей, и я входила в эти чужие миры.

А Лилька создает свой собственный мир.

И мама так делала.

Коробка сделана из очень плотного картона, в ней папка с подшитыми документами. Мне очень любопытно, что же собирали в эти папки, это же уму непостижимо — большое здание, битком набитое коробками, в которых чьи-то жизни. Зачем все это собиралось, что с этим планировалось делать дальше, а главное — сколько времени и людей потребовалось, чтобы собрать все эти бумажки, а ведь вот так сгори все в один момент, никто и не почешется.

Не понимаю.

— Смотри, вот та фотография, которую мы отдали Игорю, — Рита показывает мне уже знакомое фото семейства купца Карелина. — А вот вторая, с парнями в буденовках. Только тут все опознаны, так сказать.

Девушку звали Татьяна Лури, странная фамилия. Она и правда была приживалкой в доме своего троюродного дяди, купца Савелия Карелина. А потом стала сестрой милосердия, при новой власти вполне освоилась, вышла замуж за какого-то партийного чиновника по фамилии Щеглов, у них был сын Андрей, который погиб на фронте, и Татьяна вырастила его сына, а своего внука — Илью, и уже он стал отцом Полины и Марины.

— Ну, так я и думала — прабабка. — Рита вздохнула. — Пылища… ладно, смотри, а это что?

Савелий Карелин был знаменит своей страстью к необычным безделушкам, причем не просто поделкам, а ценным и редким. Он покупал их, заказывал за границей — ну, тянулся человек к прекрасному, кто бы мог подумать. Тем более что дело его процветало, и он мог себе это позволить. В его коллекции были даже изделия знаменитого Фаберже, но когда в его дом ворвались первые желающие поживиться, то ничего, кроме ковров и мебели, там не было. Коллекция исчезла вместе с семейством Карелиных.

— Думаю, все эти красивые безделушки лежат сейчас на дне Босфора. — Рита вздохнула. — И как по мне, туда им и дорога. Никому они счастья не приносят, поверь мне на слово. А смерть — запросто.

— А я бы не отказалась от какой-то интересной блестящей штуки. Вот как раньше были — медальоны такие… в камешках, и вообще. Я бы фотографии родителей туда поместила.

Это я говорю уже совсем шепотом, потому что горло сжал спазм, и слезы вдруг сами по себе хлынули, и выгляжу я очень глупо.

Что я делаю здесь? Зачем я ищу какие-то ответы, что мне это даст, какая мне лично будет польза, найдет полиция этого дурацкого убийцу или нет? Ведь все, что стряслось у меня в жизни, непоправимо, ничего нельзя изменить, и для всего уже слишком поздно.

Почему я не пошла с Лилькой кормить уток, как обычно в это время? И страшно подумать о том, что все, чего я хочу от жизни, — это чтобы мои мама и папа вернулись ко мне. Пусть как угодно, только бы они вернулись.

Но так не будет.

— Не плачь.

Это Лилька. Она взобралась ко мне на колени, обняла, и я слышу, как бьется ее сердце.

А ведь она потеряла не только родителей, но и бабушку с дедушкой. Ее потеря вдвое больше моей.

— Не плачь, Лида. — Лилька, моя маленькая Лилька, это я должна утешать тебя, это я взрослая. — Лида, вот зайка, не плачь.

Она тычет мне своего зеленого зайца, а я прижимаю ее к себе.

Вот она и есть моя семья. А я — ее, нас связывают кровные узы, общие воспоминания, которые потом у нее исчезнут, наверное — но пока они у нее есть.

— Ты реветь-то перестань. — Рита уже добыла где-то допотопный графин с водой и стакан. — Только ребенка расстраиваешь. Выпей воды и успокойся. Не надо плакать, они бы не хотели, чтобы ты так плакала.

Кто знает, чего бы они хотели, кто теперь это может сказать.

— Давай, соберись, ты мне нужна. — Рита забирает у меня стакан и наливает себе воды. — Знаешь, это так странно — вот так вдруг тебя накрыло, а я уж было подумала, что ты вовсе железобетонная. Ладно, вот досье на Полину. О, наша девушка была еще та шалунья!

И правда, информация впечатляет.

Лешка был совсем не единственным ребенком Полины Щегловой, которая, в отличие от сестры, узами брака себя связывать не торопилась. И пока Марина Щеглова выходила замуж, обзаводилась хозяйством и детьми, Полина все чего-то искала. Через год после Лешки она родила второго сына, которого тоже оставила в роддоме. Мальчик был усыновлен бездетной парой, и где он, под какой фамилией, в этом досье не указано.

— Погоди, тут еще вот какие-то бумаги есть. — Рита листает плотные страницы. — Смотри, как интересно получается. Мужа Татьяны Лури в тридцать седьмом расстреляли, к тому моменту он успел с женой развестись, тогда многие так делали, чтобы уберечь семью от ареста и ссылки в лагеря. И при обыске были найдены… вот, читай: изделия из золота работы ювелира Фаберже. И фотографии изделий имеются, хоть и паршивые. Но я к цацкам равнодушна, и меня сложно удивить. А уж все эти золотые пасхальные яйца — ширпотреб для богатых, Фаберже их, по ходу, штамповал со своими подмастерьями целыми лотками, только камешки переводил… хотя, безусловно, художественная работа. А вот откуда у партийного работника эти изделия? Сдается мне, что коллекцию изрядно переполовинила милейшая Танечка — ну, а что, дядя-мироед и не пикнул, время такое. Где-то спрятала, а потом просто откопала, и жили они с супругом припеваючи, пока мужа не взяли за задницу.

— Ну, и что? Яйца какие-то, да провались они и вовсе. Что нам это дает в понимании ситуации?

— А мотив дает. — Рита торжествующе смотрит на меня. — Линда, ну те игрушки, что стояли у Митрофановны! Яйцо на полянке — то, что якобы разбила Зойкина мать, деньги под паркетом! Она как-то поняла ценность этого яйца, кто-то ей предложил баснословных, по ее меркам, денег — за это яйцо, которое стоило, если продавать его за границей, в сто раз дороже, миллионы долларов стоило!