Вячеслав Мусиенко - Три цвета белой собаки

— Не надо так говорить! Не телки, а любимой девушки, матери сына моего!

Притворяться дальше было глупо. Хорошо, если враг, наконец, обнаружен — теперь легче выстраивать стратегию и тактику борьбы.

— Ты почему о нем заговорил?

— Потому что это его операция! Это он организовал нападение на банк! Генерал во всем разобрался. Малышев все это затеял, сговорился с житомирцами, чтоб устроили маски-шоу. С днепропетровскими дела иметь не хотел, чтобы на него сразу не подумали. Пообещал житомирским, что миллионы в банке заберут, а они нашли только сто пятьдесят штук в ячейке твоей.

Ежи в желудке взбесились, заворочались, зацарапались. Мне стало очень не по себе.

Потеряны серьезные суммы, остановлена работа банка, которая приносила сверхприбыль, и неизвестно, сколько еще потратим на войну и сколько потеряем из-за нее. Я вспомнил давнее предупреждение маникюрши Нади о том, что муж Оксаны очень опасен.

— Марк, из-за твоего распутства мы теряем миллионы! — жестко сказал Сергей.

Я прекрасно понимал, что он прав.

— Ладно, компенсируешь все из своих будущих доходов. А пока надо думать, как вырулить.

— Сереж, конечно, все верну с работы. — Я на самом деле был готов компенсировать партнеру потери, раз уж каша заварилась из-за меня.

— Договорились, — и Сергей поднялся, давая понять: беседа окончена.

В глаза ярко светило солнце. Я поерзал по подушке в поисках места без солнца, но свет доставал везде, невыносимо горел под веками, не давал уснуть. Открыл глаза, подумал, что пора собираться на работу, но потом вспомнил, что суббота. Это было уже хуже: так бы в заботах, в коллективе перекантовался, а одному два дня наедине с раздумьями будет совсем тяжко.

Голову было невозможно оторвать от подушки, так она болела, а малейшее движение эту боль усиливало во стократ. Что я делал вчера? После Сергея приехал домой, принял душ, переоделся, потом поехал в банк, успокоил сотрудников. А затем мы с Лешей поехали в ресторан — ужинать и обсуждать текущий момент. Алексей, узнав о Малышеве, бушевал: «Марк, из-за баб ты загубишь банк!». То же самое говорил и Сергей. Я стрессанул и явно перебрал с выпивкой.

Во рту было сухо и как-то гадко, будто мы пили не качественные напитки, а прокисшую мочу. Надо все-таки попытаться еще поспать. Я старательно сжимал веки, даже прикрыл глаза ладонями (голова на это движение отозвалась дикой болью), но ничего не получалось. Вдруг на меня волнами стал накатывать ужас: а что, если партнеры решат исключить меня, потому что накликал на них неприятности и финансовые потери? Меня залихорадило. Выполз из кровати, поплелся на кухню, похлебал минералки, но стало только хуже — из глубины желудка поднялась тошнота такой мощи, что меня бросило в пот, казалось, я сейчас вывернусь наизнанку.

Бежать к унитазу я не мог — еле дошел, держась за рот, сдерживая лавину отвратительной горечи. Наклонился над унитазом с желанием очиститься, но из меня ничего не выходило, желудок спазмировал, разгоралась боль в правом боку. По лбу тек холодный пот. Я понял, что если буду еще напрягаться, из меня хлынет желчь. Содрогаясь от тошноты, вернулся на кухню, разыскал в аптечке алкозельцер, бросил две таблетки в стакан и выпил эту шипучку. Ноги дрожали, опустился в кресло, вяло подумал, чем себя отвлечь, занять. Ничего не хотелось — ни общения, ни чтения, ни тем более телевизора: я и фильм не смогу досмотреть, а от дебильных шоу и новостей еще больше блевать потянет.

Потихоньку таблетки начали действовать, голова не перестала болеть, а как-то онемела, боль стала тупой и вязкой. Кардинально таблетки не помогали, это только в кино они ставят героев на ноги. Перебрался в спальню и укрылся одеялом, попытался забыться, но удалось мне это только минут на сорок. Открыл глаза — снова тошнит и опять наплывает ужас: что со мной будет дальше?

Надо как-то взять себя в руки и поехать к внуку, поплавать с ним. Но сил не было. Встал, дошел до кухни, дернул ручку холодильника: и пиво немецкое, и шампанское французское, и водка русская, и, конечно, виски. На еду боялся смотреть, так тошнило. Что же взять? Отдавая себе отчет, что будет только хуже, откупорил «Вдову Клико».

Первый бокал подействовал буквально через десять минут. Улетучилась головная боль, пот высох, исчезла дрожь в руках и ногах, перестало тошнить. На радостях я осушил еще бокал, чтобы закрепить успех, и потянулся за айфоном.

— «И жить торопится, и чувствовать спешит!» — продекламировал я Леше вместо приветствия. — Хочу на шашлыки тебя раскрутить!

— Идея хорошая, но я уже играю в теннис, — отозвался Леша.

— Это же надо, такое здоровье! — восхитился я.

Допил шампанское, прилег на кровать и заснул. Но был это не крепкий сон, а так, смесь галлюцинаций с воспоминаниями. Меня ведут зимой в детский садик, а я одет в шортики, плотные чулки и пояс с резинками, рыдаю и сопротивляюсь. А вот красивый луг с райскими цветами, и я гуляю по нему с девушкой, а на девушке венок… Или это не девушка? Ангел?

Проснулся в худшем состоянии, чем днем, но я уже знал рецепт — еще бутылочка «Клико». Побрел к холодильнику, предвкушая, как через десять минут испытаю чудесное превращение, как в меня вольются жизненные силы. Вторую бутылку шампанского я выпил быстрее, чем первую. Эффект не заставил себя ждать: голова перестала болеть, тошнота исчезла. Появился кураж, в голову полезли мысли: что делать с Малышевым, какова его цель, кроме денег, почему он ждал больше пяти лет, чтобы нанести удар? Ответов пока не было, нужно с Оксаной поговорить, а ее нет.

Как и после первой бутылки, я впал в полудрему. Лежал на кровати, вытянув руки вдоль тела, наслаждался кайфом. Вспоминались «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева — у меня, так сказать, буржуазный вариант: вместо портвейна французское шампанское.

Очнулся, когда уже стемнело. Попробовал повернуть голову — и застонал от боли. Она была какой-то не такой, как днем, — в голову словно вбивали раскаленные гвозди, то в лоб, то в висок, то в переносицу. Ужас сковал тело: что будет завтра? После всего, что я выпил, как мне пережить завтрашний день? Я лежал, покрываясь ледяным потом и не зная, что предпринять. А что, если перехитрить организм — оглушить себя коньяком, проспать до утра, а там уже приводить себя в порядок. Мне показалось, я нашел гениальное решение: пока организм будет переживать похмелье, я буду спать. То есть я просто просплю самое неприятное. Как я здорово придумал!

Я воспрял духом, встал с кровати, промаршировал в гостиную, нашел бутылку коньяка и щедро налил себе бокал…

Оказывается, я вырубился прямо на диване в гостиной. Проснулся от рвотных позывов, со стоном помчался в туалет, однако из меня ничего не хотело выходить. Желудок выворачивало наизнанку, я корчился над унитазом, от тошноты, казалось, сейчас упаду в обморок. Вспомнилось, что прекрасный артист Даль умер, захлебнувшись во сне блевотиной в гостинице на Крещатике.