Ольга Баскова - Сокровище падишаха

— Советую тебе сотрудничать со следствием, — доброжелательно сказал Петрушевский.

— Не понимаю, о чем вы, — на лице задержанного читалось упрямство.

— То есть про сережку, которую ты украл и попытался сбыть в скупке, будем молчать, — констатировал оперативник. Парень откинулся на спинку сиденья:

— А про сережку вообще нечего рассказывать. Каюсь, когда нашел ее возле своего подъезда, думал по-легкому деньжат срубить. Вижу — вещичка-то дорогая, в скупке должны схватить, сказать спасибо и заплатить немало. Да только ничего не выгорело. Как был неудачником, так и остался.

— Ну ты даешь! — восхитился Виктор. — Эту драгоценность, выходит, ты нашел?

Владимир утвердительно кивнул:

— Как сказал — так и было. Выхожу утречком в магазин, гляжу — что-то блестит возле крыльца. Ну, поднял. Вроде с брюликом. Я сразу смекнул, что какая-то баба богатая потеряла. Если бы иначе как-то было, две сережки бы валялись. Я прихватил драгоценность — не отдавать же другому — и помчался в скупку. Не думал, честно говоря, что владелица так быстро шум поднимет. Кстати, кто она? Жена какой-нибудь шишки?

— Вот врешь ты, Володя, и не краснеешь, — усмехнулся Анатолий. — Сам прекрасно знаешь, кто она. И на что надеешься?

Гонщик заморгал:

— Честное слово, не знаю. Кстати, вы не представились. Как к вам обращаться?

— Майор Анатолий Иванович Петрушевский, — следователь отчеканил каждое слово. — Это мой коллега капитан Сарчук, а это — судмедэксперт Вадим Козлов. Теперь, когда мы стали ближе и роднее друг другу, может, расскажешь все начистоту?

— Да рассказал уже, а верить или не верить — ваше дело, — процедил парень. — Если у вас такое ко мне отношение, больше клещами из меня ничего не вытянете.

Он повернулся и стал смотреть в окно. Анатолий решил дать ему передышку. Возможно, оказавшись в отделении, Владимир станет более сговорчивым.

Но, приехав в отделение, парень продолжал упорно молчать. Следователь записал его данные и попросил Сарчука узнать все о Владимире Кусове, временно не работающем, а сам препроводил парня в СИЗО. Может быть, теперь он поймет, что здесь с ним церемониться никто не будет и лучше рассказать правду? Покидая задержанного, Петрушевский уже на пороге повернулся к нему:

— Хочу дать тебе совет, Вова. Чистосердечное признание смягчает наказание. Если минут через пятнадцать ты не попросишься на допрос, мы скажем, что ты отказался с нами сотрудничать. Это ни к чему хорошему не приведет. Видишь ли, сережка, которую ты якобы нашел, принадлежит некой Нине Ельцовой, дочери известной певицы. Несколько дней назад Ельцову зверски убили и украли все ее драгоценности. Так что, дорогой, мы все знаем. И твой бред о находке не прокатит, — он потянул на себя тяжелую дверь, но арестант вдруг встрепенулся:

— Эй, подождите, начальник! Вы мне мокрое-то не шейте. Чистый я и в глаза не видел никакой Ельцовой, даже понятия не имею, где она живет. Говорю же: нашел серьгу возле подъезда. Как она там оказалась — черт ее знает, только никакой дамочки я не убивал и квартиру ее не грабил.

— Свежо предание, — усмехнулся Петрушевский. — Допустим, я тебе верю. А мой начальник верит только уликам, которые против тебя.

— Ну, против меня одна улика, — со знанием дела отозвался Кусов. — И не мне нужно доказывать, что я не убивал. Ты докажи обратное.

— Допустим, я начну доказывать обратное, — кивнул Петрушевский, — но на это уйдет уйма времени. Так что в твоих интересах нам пособить.

Владимир отвернулся к стене, всем своим видом показывая, что не желает помогать следствию. Анатолий вернулся в кабинет, где уже лежало предоставленное Сарчуком досье на Кусова. Следователь, трогая нос, углубился в чтение. Теперь ему стала понятна фраза Владимира, обозвавшего себя неудачником.

Вова вырос без отца, никогда его не видел. Мальчика воспитывала мать, надрывавшаяся на трех работах. Кусов считал ее неудачницей. Да и кем еще можно считать бабу, которая добилась лишь того, что моет посуду в трех столовых? О том, что еще молодая женщина, забыв о себе, старается уменьшить его лишения, мальчик не задумывался. Да и задумывался ли он тогда о ком-то, кроме себя? Вова страшно завидовал сверстникам, родители которых чего-то да стоили в этой жизни. Их ценили учителя, делая из троечников отличников. Такие родители носили в школу дорогие шоколадные «Ассорти» и шикарные букеты цветов.

— Лидия Ивановна, мне кажется, Машенька может иметь пятерку по русскому языку, — говорила разодетая дама их, как они ее называли, русачке, и троечница Машенька в одночасье становилась отличницей, хотя и продолжала писать «трава» через букву «о».

Видя такую несправедливость и понимая, что ничем не заслужит уважения одноклассников, кроме как хорошей учебой, Кусов пытался засесть за учебники. Однако это ему не помогло. Как бы ни отвечал мальчик, четверки и пятерки в его дневнике были музейной редкостью. Иногда ему казалось, что для него существуют всего две отметки. Ответил хорошо — три, плохо — два. Учителя словно отыгрывались на нем — ребенке, за которого некому замолвить словечко, — за унижения. Он приходил домой расстроенный, жаловался матери, но та, замученная на работе, не огорчалась. Все равно ее сын никогда не поступит в институт, для этого нужны блат и деньги — а таковых у них нет и никогда не будет. И что с того? Восемь классов Вова и так окончит, пусть даже на двойки, тут учителя ничего не сделают. Потом сын пойдет в ПТУ, станет учиться на токаря или слесаря. Они тоже неплохо зарабатывают да еще получают чаевые. Однако такой жизненный расклад Вову не устраивал. Он хотел большего, но никто не собирался ему помогать, и он продолжал таскать тройки и двойки по всем предметам, кроме физкультуры. На этом уроке мальчик отдыхал. Он бегал лучше всех, и учитель Павел Павлович с удовольствием ставил ему в дневник жирные пятерки.

— Тебе нужно в спортивную школу, — напутствовал он ребенка, и Володя сам записался в секцию легкой атлетики. Павел Павлович словно проложил мальчику дорогу в другую жизнь.

Кусов стал ездить по соревнованиям, получать грамоты и призы. Поговаривали, что его обязательно возьмут в сборную области, а там — глядишь — и в сборную страны по легкой атлетике. В сборную области его действительно взяли, и сама директор школы настояла, чтобы мальчик после восьмого класса никуда не уходил: теперь Кусова считали гордостью учебного заведения. Одноклассники стали относиться к нему с уважением, и парень видел себя на пьедестале почета с олимпийским золотом на груди. Но жизни было угодно, чтобы светлая полоса закончилась. На выпускном вечере ребята предложили юноше после окончания торжества не ходить с девчонками встречать рассвет, а посидеть в кафешке и отметить все по-мужски — то есть с выпивкой. Вова отказывался. Будучи спортсменом, он не пил и не курил. Парни уговаривали его: один только раз. Через неделю все разлетятся кто куда, а когда увидятся — неизвестно. И Кусов сдался. Он помнил, что выпил совсем немного, но с непривычки его развезло. Одноклассников тоже развезло, но за ними приехали родители, кому-то вызвали такси. Доставить до дома Вову — об этом ни у кого не мелькнула и мысль. Кусову пришлось добираться пешком. Транспорт уже не ходил, но это его не пугало. Кафе располагалось всего в двух кварталах от дома. Пошатываясь, спортсмен отправился восвояси. Желая сократить путь, он пошел через заброшенный сквер, стал спускаться по неосвещенной лестнице с выщербленными ступеньками и, споткнувшись, покатился кубарем. Парень сильно ударился головой и потерял сознание. Очнувшись, он ощупал себя, не заметил видимых повреждений, кроме разбитой головы, и попытался подняться. Колено правой ноги пронзила острая боль. Тогда она Вову не испугала. Он много раз падал на тренировках, бил колени, но ничего страшного в этом не было. Кое-как мальчик доковылял до дома, открыл дверь своим ключом, чтобы не показываться на глаза матери, и упал на кровать.