Марина Болдова - Рубины для пяти сестер

За эти годы они переезжали два раза. Меняли мебель, но фонарик всегда занимал свое место у зеркала в прихожей. Это было нечто, за что цеплялась их однажды разбитая и заново склеенная семья…

Ляля вынырнула из воспоминаний. Как получилось, что ее жизнь стала такой отдельной? От мужа, сына и дочери. Сашка, худой, даже тощий, с копной кудрявых волос, незаметно превратился в Александра Ильича с солидным «авторитетом» в области живота. Марго, вдоволь покуролесив в юности и прибавив седых волос родителям, вышла замуж, родила сына и ревностно охраняет свою новую взрослую жизнь. Ей, Ляле, она отвела в ней место «бабушки по вызову». В остальное время — свободна. И даже Кир, стойко отбивавшийся от серьезных отношений, неделю назад заявил, что переезжает жить к своей девушке. Спасибо, поставил в известность. Ляля попыталась было пригласить ее на «смотрины», но получила в ответ загадочную фразу: «Не грузись, тебе она не понравится». Пришлось проглотить и это.

Так они остались вдвоем в пяти комнатах — она, Елена Владимировна Соколова, и ее муж, Александр Ильич Соколов. Впрочем, Еленой Владимировной называли ее лишь чужие. Для домашних и близких она так и осталась Лялей. Из-за маленького роста и отсутствия пышностей на тетку с отчеством она никак не тянула, поэтому смирилась и спокойно шагала к пенсионному возрасту, не ощущая груза прожитых лет. Подруги приходили к ней, когда им нужно было сбросить негатив, а их мужья звонили запросто, не вызывая этим супружеской ревности, их дети прибегали перехватить сотню и рассказать об очередной катастрофе в жизни. Все сходились на том, что Лялин голос успокаивает, Лялин чай лечит, а Лялин совет всегда в точку. Но эта ее «нужность» была причиной ревности мужа. Он ревновал к подружкам, мужьям, детям, подругам подруг и прочее, прочее. К нему никто не прибегал мимоходом, без звонка. К нему почтительно обращались с просьбами, передавая «челобитные» опять же через Лялю. Он помогал чем мог скорее из нежелания прослыть плохим, чем по зову души. Ждал в ответ если не восторженной благодарности, так хотя бы признания его заботы. Но все восторги и признания доставались Ляле. И он опять ревновал. Как-то тихо и ожесточенно. Ляля чувствовала кожей это его состояние и старалась уйти, стать неслышной и прозрачной. Удавалось не всегда. И тогда на их мирное жилище обваливался скандал. Муж кричал на дочь, отвешивал подзатыльники сыну. Но ни разу не поднял руки на Лялю. Лишь косил на нее глазом. Глаз был круглым и мутно-голубым от бешенства. И это было страшнее, чем если бы он ударил ее. У Ляли в животе становилось холодно, холод расползался по всему телу, ноги и руки становились неподвижно ледяными. Увидев «замороженную» Лялю, муж быстро успокаивался и уходил к себе в кабинет к компьютеру…

Лялины воспоминания прервал дверной звонок. «Кто-то из своих так рано», — подумала она, отодвигая задвижку. За дверью стояла сестра Галина.

— Галочка! Заходи.

— Вот, вырвалась на часок, кофейком угостишь? Прием сегодня у тебя будет? — забросала та ее вопросами.

— Будет, но позже. Как раз часок и остался. Я еще не завтракала, — обрадовалась Ляля.

— Я, собственно, пришла посплетничать. Мой Голованов пристал с шашлыками, они с Соколовым совсем заработались, уже и по выходным пашут. Юрка выдохся, а твоему хоть бы что. Поедем в Лесинки?

— Не знаю, Галюнь, это как Сашка решит. — Ляля не отрывала взгляда от турки с закипающим ароматным напитком.

— А что Сашка? Раньше такие вопросы решались тобой без его высочайшего дозволения, а он принимал это как факт. Не пойму, что у вас происходит? Сердцем чую, какая-то кошка между вами пробежала.

— Никаких кошек, Галь! Похоже, мы просто устали друг от друга. С тех пор как Кир уехал, у нас в квартире мертвая тишина. Сашка — в своем компьютере, я — в своем. По разным комнатам. Не то чтоб не о чем поговорить, просто как-то лень. Мои дела его не интересуют, про своих клиентов я рассказывать не могу, а в его бизнес давно не вникаю.

— Почему? Раньше без твоих раскладов ни одна сделка не проходила. Не помнишь, как ты Шермана раскусила? Мужики наши, если бы ты не предупредила, потеряли бы практически все.

— Раньше, Галочка, они работали на грани риска. Время было такое. Вот и перестраховывались с моей помощью. А сейчас бизнес налажен, что им мои гадания?

— Много сегодня у тебя народу?

— Четверо. И все впервые. С такими всегда сложно. Устала я, Галь! От Сашки и устала. И от карт этих. Иной раз с человеком просидишь час-полтора и в результате понимаешь, что впустую распиналась. Выйдет от меня — и снова на те же грабли.

— Может быть, вам съездить куда вместе?

— Не уверена, что это что-то изменит! Вернемся — и каждый за свой «станок». Нужна какая-то встряска, кардинальная.

— Ага, давно проблем не было! — Галина улыбнулась.

— И слава богу! Проблемы мне не нужны. Ладно, еще немного времени есть, я тебе сейчас кое-что покажу. — Ляля поставила чашку на стол и вышла из кухни.

Через минуту она вернулась с толстым альбомом в руках.

— Вот, смотри! Мне одна девушка из Оренбурга подарила. Выпущен к юбилею города. Открывай, где закладка. Портрет. Никого не напоминает?

Галина осторожно раскрыла альбом. С портрета на нее смотрела красивая женщина в старинном платье.

— Твоя матушка? — удивилась она. — Где Оренбург и где тетя Аня? Даже близко их не было. Или она ездила туда?

— Может быть, и ездила. Но ты прочти подпись!

— «Анна Владимировна Печенкина». Это что же, наша прабабушка?

— Она! А теперь внимательно посмотри на ее украшения.

— Лялька, с ума сойти! Это же наши… Вот мамины серьги, а вот кольцо и заколка.

— Точно. И колье и браслет.

— А еще что-нибудь написано?

— Очень мало. Так, общие сведения, то, что и нам известно.

— А про украшения?

— Ни строчки. Портрет этот сейчас в городском музее.

— Что делать будем? Нужно же что-то делать!

— Конечно! Моя мать всегда была уверена, что эти украшения имеют отношение к завещанию ее деда.

— И моя тоже в этом абсолютно уверена! Но самого завещания никто не видел!

— Вот именно. Нужно ехать в Оренбург. Не может быть, чтобы историк, кто составлял этот альбом, ничего не знал.

— Давайте все обсудим. — Галина бросила взгляд на часы на стене. — Соколова бери, тетю Аню и приезжайте в пятницу на дачу, там и поговорим все вместе. О! Я побежала!

— Хорошо, обещаю. Мясо привезем, остальное за вами. Не знаю, матушка сподобится ли, но попробую уломать, ты же знаешь ее характер!

Ляля вертела телефон в руках и прикидывала, вовремя она позвонит матери или опять промахнется. Необходимо было застать ту в хорошем расположении духа, чтобы она согласилась поехать на дачу к Головановым. Анне Андреевне нельзя было звонить: во-первых, когда шла программа «Вести», во-вторых, сериалы, в-третьих, когда она «занималась собой». Можно нарваться на такую отповедь, после чего будешь считать себя последней негодяйкой, мешающей ей жить.