Марина Болдова - Рубины для пяти сестер

Ляля вздохнула, так и не сообразив, очередная ли серия сейчас, перерыв или сеанс релаксации, и набрала ее номер. «Ну трубку бросит, в первый раз, что ли!» — решила она, успокаивая себя. После третьего гудка раздался моложавый голос матушки.

— Мама, здравствуй, как ты себя чувствуешь? — задала Елена дежурный вопрос.

— Жива пока, если ты об этом. Что ты хотела?

— Галина приглашает на дачу в пятницу, поедешь с нами?

— Это с кем — с вами? С твоим Соколовым? Могла бы не спрашивать, к нему в машину не сяду! Он способен так организовать аварию, что пострадаю я одна, а вы останетесь невредимы.

Ляля всегда удивлялась абсурдности таких заявлений. Зачем, скажите, ее мужу, как бы он ни относился к теще, подвергать опасности и себя, и жену? Проще, с Сашкиными-то деньгами, нанять киллера и прихлопнуть надоевшую старушку. Этот разговор происходил каждый раз, когда они собирались выехать за город. По сценарию в ответ Ляля должна начать уговаривать мать. Но в этот раз ей не хотелось разыгрывать привычный спектакль.

— Хорошо, как хочешь, мама, — сказала она спокойно.

— Как это — как хочешь? А Кирилл не может меня отвезти?

— Они с Катей уехали к ее родителям в деревню.

— С этой профурсеткой? Как ты могла отпустить мальчика?

— Мальчик давно бреет бороду, мама! Я не могу ему запрещать самостоятельно принимать решения.

— Смотри, Елена, такое отношение к воспитанию сына выйдет тебе боком. Будешь нянчить чужого ребенка!

— Почему чужого?! — опешила Ляля.

— Потому что принесет в подоле. От этой деревенской девицы, с какой он связался, всего можно ожидать!

— Какой подол, мама, он же парень! — не удержалась от смеха Ляля.

— Не цепляйся к словам, ты меня прекрасно поняла, я уверена!

— Да, я учту все, что ты мне сказала. Так ты поедешь? — вернулась она к цели своего звонка.

— Глупый вопрос, — ответила Анна Андреевна и отключилась.

«Можно было и не звонить. Только время потеряла!» — подумала Ляля.

До прихода первого посетителя оставалось несколько минут. Ляля постелила красную скатерть на маленький столик, поставила три свечи в керамические подсвечники и открыла небольшую шкатулку. Карты Золотого Таро лежали в ней аккуратной колодой. Вытащив три карты, она положила их перед собой картинкой вверх. Сердце тревожно забилось. «Вот тебе и крутой поворот! Только не потери! Нет, не надо нам никаких потерь!» — со страхом подумала Ляля, убирая карты обратно.

«И что этот хмырь за мной увязался? Нужно как-то от него уйти». Прошел уже месяц, а Леон так и не придумал, где взять денег, чтобы расплатиться с Дохлым. Со вчерашнего дня он заметил, что за ним ходит какой-то парнишка. Видимо, Дохлый приставил к нему охрану, чтобы он не сбежал. А куда ему бежать? Здесь у него какая-никакая работа, да и мать одну не бросишь, старенькая уже.

Леон шел по улице, подняв воротник куртки. Лето не баловало хорошей погодой. Дул северный ветер, и Леон промерз до костей. Зайти погреться в кафе не мог, денег не было даже на сигареты.

Остановившись у городского музея, он посмотрел на выходивших из него подростков. «Дожил, в кармане десятка, только на билет в музей и хватит». Леон потянул на себя тяжелую дверь. В этом старинном особняке, некогда принадлежавшем одному из самых богатых жителей города, он не был с детства.

Когда-то в младших классах их водила сюда его первая учительница. Леону этот поход запомнился тем, что Пашка Дохлов, сунув руку в открытую пасть чучела бурого медведя, не смог вынуть ее обратно. Экскурсия была сорвана, а Пашке потом пришлось вести мать к директору школы…

Леон купил билет и прошел в зал. Молодая девушка, по виду сама еще школьница, что-то рассказывала группе старшеклассников. Как ни странно, все ее внимательно слушали. Леон подошел ближе. Девушка стояла перед портретом красивой женщины в старинном бархатном платье. Леону показалось, что красавица на портрете кого-то ему напоминает. «Нет, не помню. Скорее всего, здесь и видел портрет. Наверное, он здесь уже много лет», — подумал он. Оторвав взгляд от лица красавицы, вдруг заметил на ее шее колье изумительной работы. Пять рубинов каплями свисали с золотого обруча. Однако украшение было не единственным. Такого же размера рубины были вправлены в перстень, серьги и заколку в волосах. А тонкое запястье обхватывал браслет, украшенный камнями немного меньшего размера. Браслет он узнал сразу. Всю жизнь тот лежал у матери в шкатулке. И только на прошлой неделе, когда стало стопроцентно ясно, что денег взять негде, Леон заложил его в ломбард. Пришла пора отдавать проценты Дохлому.

Леон прислушался.

— Семья Печенкиных была одной из самых уважаемых в городе. Афанасий Михайлович очень любил свою жену Анну и их дочерей. Этот портрет он подарил ей в день рождения младшей дочери Елены. К сожалению, никаких документов, касающихся этой семьи, не найдено. Во время революции этот особняк был занят новым правительством, а имение в Беляевке, где писался портрет, сожжено. Существует легенда, что украшения, которые вы видите на Анне Печенкиной, должны послужить ключом к получению наследства.

— Простите, а существует завещание? — Леон не смог сдержать любопытства.

— Конечно, теоретически оно должно быть. Но, повторяю, подлинных документов семьи Печенкиных в музее и архивах города нет.

«Вот оно, спасение. Не об этом ли рассказывал мне старый Кац? А ведь портфель с его бумажками до сих пор лежит на антресолях! Но как браслет попал к матери? Она как-то сказала, что ей подарил его отец, то есть украшение принадлежит ему. Слава богу, мать жива. Она должна помнить, откуда у отца взялся этот браслет!» — Леон вышел из музея и оглянулся. Его машина, которую Дохлый забрал у него еще на прошлой неделе, стояла у входа. «Издевается, урод, нарочно демонстрирует слежку. Ну ничего, недолго осталось». — Леон улыбнулся сидящему на водительском месте парнишке и, больше не чувствуя холода, бодро зашагал в сторону городской больницы.

— Мама, как ты сегодня? — Леон поправил сползший с худого плеча халат.

— Хорошо, сынок, меня отпустят домой на выходные, доктор разрешил. Как ты там без меня? Люба за тобой присматривает?

Обычно Леона до зубовного скрежета раздражали эти разговоры. Мать по-прежнему считала его маленьким мальчиком, не способным приготовить себе еду и погладить рубашку.

С Любой они расстались после истории с Антипкиной. Любовница, чувствуя себя в какой-то степени виновной, постепенно сокращала количество свиданий под разными предлогами, а потом и вовсе со словами «прости, милый» предложила мирно разойтись. Он с облегчением согласился — бросить женщину первым ему не позволяло воспитание.