Стефан Анхем - Жертва без лица [litres]

– Можно я еще посмотрю?

Фабиан разрешил, и Лина открыла еще один разворот со своими пожелтевшими изображениями.

– Точно. Это я никогда не забуду.

Она показала на снимок, где юная Лина готовилась ударить по теннисному мячу плоской битой. Рядом стоял Йорген с круглой битой.

– Что?

– Разве ты не помнишь? Йорген страшно рассердился. Он всегда хотел, чтобы я била круглой битой, но я могла попасть только плоской, и именно в тот раз у меня было прекрасное попадание. Мяч улетел далеко-далеко. Не спрашивай, как это получилось, но все дошли до финиша, а я даже успела сделать двойной оборот.

– Значит, это было тогда, – сказал Фабиан, который совершенно не помнил тот случай.

Лина кивнула и зацепилась взглядом за фото, где она со скучающим видом сидела за партой.

– Да, эти уроки немецкого. Боже, как я их ненавидела. Больше всех остальных. Aus, außer, bei, mit [41]… Как там дальше?

– Nach, seit, von, zu [42].

– Точно. Немецкий был твоим коньком.

– Разве? Это было скорее…

– Не отнекивайся. Я все помню – как ты сидел на самой первой парте, тянул руку и все время подлизывался.

– Я не подлизывался, а интересовался. Я правда считал, что это здорово.

– Немецкий? Здорово? Ты шутишь?

– Nein, ich schämten nicht! Für mich war Deutch immer viel immer viel spaß! Immer! Immer! [43]

Лина рассмеялась.

– Как там его звали?

– Кого?

– Учителя немецкого?

– Хельмут какой-то, так ведь?

– Точно, Хельмут… Круль…

– Или нет, подожди. Кроппен… Кроппенгейм. Точно. Вспомнил! Хельмут Кроппенгейм, – у Фабиана было такое чувство, будто он только что выиграл затянувшийся раунд викторины.

Но от Лины он не услышал ни аплодисментов, ни криков «ура». Она смотрела прямо на залив.

– Да, действительно…

– Что?

– Как было тесно у шкафчиков. Помнишь?

Фабиан кивнул. Он прекрасно помнил, как было тесно, и как часто приходилось ждать, чтобы подойти к ним. Но он не хотел ничего говорить. Он понимал, что происходит, и ни за что на свете не хотел рисковать и помешать ей сосредоточиться. Именно ради этого он и пришел сюда.

– Несколько раз я случайно наталкивалась на него, поскольку даже не понимала, что он стоит сзади. «Ой, я тебя не заметила. Извини». И делала в точности то же самое после следующего урока. Боже, как ужасно, если задуматься, – Лина покачала головой, продолжая смотреть в пустоту.

Наступившая тишина длилась не больше нескольких минут. Но Фабиану они показались вечностью, и он стал искать в голове, что сказать, чтобы она очнулась.

– Да, именно… Он ведь всегда сидел рядом с Клаесом? – вдруг спросила она и повернулась к Фабиану. – Так ведь? С ним же все равно никто не хотел сидеть.

Фабиан кивнул, хотя сам он помнил только, что Клаес всегда обычно садился как можно ближе к учительскому столу. Он понятия не имел, кто сидел рядом. Но Лина была совершенно права. Это мог быть только он.

– Подожди, теперь я вспоминаю. Торгни… Вроде, его звали так, – продолжала она, повернувшись к нему. – Торгни Сёльмедаль.

Фабиан повторил про себя имя и понял, что оно не первый раз фигурирует в расследовании.

Прижав мобильный к уху, Утес раздавал одинаковые гамбургеры с картофелем фри и колой Лилье и Тувессон, которые сидели тихо и пытались разобрать его бормотания.

Они были одни в уличном кафе с грилем на улице Рундгонген, в двух шагах от полицейского участка. Утес предложил выйти на улицу. После обнаружения камеры в Седеросене он ни при каких обстоятельствах не хотел рисковать – преступник мог подслушивать их разговор.

– Хорошо. В любом случае выйду на связь. Пока.

Утес положил мобильный в нагрудный карман и откусил довольно большой кусок гамбургера. Тувессон и Лилья терпеливо ждали, пока он прожует и проглотит, но он сразу же откусил еще кусок.

– Может быть, ты расскажешь нам, что они сообщили? – начала Тувессон.

Утес кивнул и показал на свои энергично работающие челюсти.

– Извини, страшно хотел есть. Во всяком случае, дети у Бьерна Йертца.

– Славу богу!

– Да, это хорошо. Только из детского сада их забирал не он, – произнес Утес, откусив еще кусок.

Тувессон и Лилье оставалось только переждать.

– О’кей, значит, дети у него, но забрал их не он, вопреки тому, что утверждают в детском саду? – уточнила Лилья.

Утес кивнул и начал говорить, хотя еще не прожевал до конца.

– Вот что я думаю: поскольку папа не является опекуном детей, он, вероятно, никогда не был в детском саду, а если и был, то максимум пару раз, поэтому преступник без труда мог выдать себя за папу. Напомните мне завтра, чтобы я послал фото папы в детский сад.

Тувессон и Лилья переглянулись.

– А как дети попали к своему отцу?

– В этом-то все и дело, – Утес набил рот картофелем фри. – Их привез наш парень.

– Что? Преступник? Он там был?

Утес кивнул.

– Сначала явно поднялся переполох. Папа ведь понятия не имел о том, что к нему привезут детей и кто их привезет.

– Но что он сказал?

– Преступник представился как папа другого ребенка из того же детского сада и сказал, что решил привезти детей из-за аварии на трассе Е6.

– Не понимаю, зачем он потратил массу времени на то, чтобы забрать и привезти детей жертвы, – сказала Тувессон.

– Или почему мама ехала в северном направлении по трассе Е6 вместо того, чтобы ехать в детский сад? – спросила Лилья.

– Она была в детском саду. Но детей там не было, и ей сказали абсолютно то же самое, что и нам: папа уже забрал детей, – объяснил Утес. – Значит, он, вероятно, знал, что она поедет за ними в Стревельсторп.

– Значит, он следил за ней от детского сада, – заключила Лилья.

– Хотя это по-прежнему не объясняет, как ему удалось выжечь ей глаза, – заметила Тувессон. Они замолчали и вернулись к еде, которая уже успела остыть и стала еще более невкусной, если такое вообще возможно. Съев половину гамбургера, Тувессон отодвинула от себя бумажную тарелку. – Давайте поговорим о другом. Сколько одноклассников вы обзвонили?

– Я восемь, – ответил Утес.

– А я четырех, – отозвалась Лилья.

– Таким образом, мы связались со всеми, кроме одного.

– Если не считать Риска.

– Он не считается. До кого вы не сумели дозвониться?

– До Сета Корхедена, – сказала Лилья.

– Точно, он в паломническом туре, – произнес Утес. – Он вроде бы прилетает в Каструп сегодня вечером?

Лилья кивнула и допила колу.

– И никто не помнит, что в классе был еще один ученик? – спросила Тувессон.

Утес покачал головой.

– Двое моих, Стефан Мунте и Анника Нильссон, сказали, что они смутно помнят, что был еще кто-то, – ответила Лилья.

– Что же ты раньше молчала? Ты знаешь, как его зовут?

– К сожалению, нет.

Тувессон вздохнула и почувствовала, что у нее пропадает желание. Желание крутить-вертеть каждую зацепку, рассуждать и предполагать, пытаться увидеть взаимосвязь, которая не видна никому другому и, может быть, вообще не существует. И это все, чтобы схватить преступника, которого никто не помнит, но скоро никто не сможет забыть.