Виктория Платова - После любви [litres]

– Саша́!.. Сабак эльхер, Саша́!..

Какой-то шутник желает мне доброго утра, очень мило с его стороны. Очень вовремя.

– Или лучше сказать – бонжур, мадам?

– Сабак ин нур, дядюшка Иса!..

Дядюшка Иса собственной персоной, он, кажется, никуда и не уходил – я вижу его ровно на том же месте, на котором оставила вчера. И в той же позе. Дядюшка Иса – не часть толпы. Он просто стоит у дверей своего дома.

– Зайдете ко мне по-соседски?

Не самое удачное время для похода в гости, но это может избавить меня от навязчивой мысли угнать полицейский велосипед.

– С удовольствием.

– Я знал, что вы придете.

Странная уверенность – или я не все поняла во французском дядюшки Исы? Нет, его французский почти идеален, и дядюшка сказал только то, что сказал.

Мы проходим мимо двух резных шкафов и деревообрабатывающего станка и оказываемся во внутреннем дворике. От внутреннего дворика «Ла Скала» он отличается лишь меньшими размерами и отсутствием колонн, столиков и танцпола. Мозаика, которой выложен пол, и фонтан – почти те же. Есть еще навес в дальнем правом углу, туда мы и направляемся. Я все еще отношу происходящее к традиционному марокканскому гостеприимству, белому человеку здесь, в центре Эс-Суэйры, ничего не угрожает.

Разве что его кошельку.

А кошелька-то у меня как раз и нет.

Мы располагаемся под навесом, устланном коврами; место, где гостей пичкают кус-кусом, бараниной и еще двумя десятками блюд, если исходить из традиционного марокканского гостеприимства. Сейчас, по всем законам жанра, должны появиться люди, играющие подчиненную роль в жизни дядюшки Исы. Бесплотные, словно тени, они займутся столом, приволокут миски с водой для омовения рук (уже затем наступит очередь кус-куса) – такое происходило не раз в домах арабов и берберов, которые мы с Домиником иногда посещали. Дом Джумы, брата Фатимы; дом автослесаря, который время от времени чинит наш многострадальный автобус, дом техника, которого я вызываю всякий раз, когда ломается очередной кондиционер.

Но дом дядюшки Исы не похож ни на один другой дом.

В нем никого нет.

Дядюшка сам приносит чай и расставляет тарелки со сластями и плетеные корзинки с фруктами. Я готова предложить ему помощь, но это вступит в явное противоречие с законами традиционного марокканского гостеприимства. Пока дядюшка хлопочет по хозяйству и греет чай на маленькой спиртовке, ничто не мешает мне присмотреться к нему повнимательнее. При свете дня сходство с Ясином не выглядит таким пугающим, и он моложе, чем казался мне вчера.

Во всяком случае, стариком его не назовешь.

Крепкий мужчина слегка за пятьдесят, так будет вернее.

– Вы живете один, дядюшка Иса?

– Много лет…

Смутные подозрения снова – помимо воли – начинают терзать меня: Ясин так и не женился.

– Много лет, с тех пор, как погибла моя семья.

Я – полная идиотка, пора бы уж к этому привыкнуть.

– Сочувствую…

– Жена и маленький сын. Автокатастрофа. Лобовое столкновение с грузовиком. Шансов выжить у них не было.

Так мог бы сказать европеец, а никак не араб, гладкий и вычурный французский дядюшки Исы сбивает меня с толку.

– Ужасно.

– Да. Я с трудом это пережил.

– Понимаю ваше горе.

– Вы загрустили. Плохо, очень плохо, когда молодая девушка грустит. Нет ничего хуже…

Есть. Автокатастрофа. Лобовое столкновение с грузовиком. Алекс Гринблат, исчезнувший в неизвестном направлении. Мертвец Фрэнки, он до сих пор лежит у стены старого форта. Кстати, почему дядюшка не поинтересовался небывалым скоплением народа – практически у дверей его жилища?

– Вы помирились со своим другом?

– Другом?

– Вчера вы сказали мне, что у вас с вашим другом произошла ссора. Как видите, дядюшка Иса ничего не забывает.

– Да-да… Недоразумение разрешилось, и теперь все в порядке.

– Рад за вас. В следующий раз приходите с ним.

– Непременно придем.

Фрэнки мертв, Алекс —

отчалил;

отвалил;

слился;

сделал ноги;

навострил лыжи —

и вообще убрался к чертовой матери. С концами. Остается только Доминик. Кусок трусливого дерьма! Трехлетнее недоразумение по имени Доминик можно считать решенным – тут я не погрешила против истины.

А Фрэнки – мертв, его не предъявишь, сложность лишь в том… В ТОМ, ЧТО ДЯДЮШКА ИСА ВИДЕЛ ИМЕННО ФРЭНКИ!.. Как я могла забыть об этом? Вчера вечером он наблюдал, как мы с молодым «beau garçon» совершали променад в сторону лестницы. ИМЕННО ФРЭНКИ, ИМЕННО ФРЭНКИ– бегущая строка на фоне изъеденной временем стены, отличное дополнение к

Нужно отвлечь дядюшку от опасного разговора о моих несуществующих друзьях.

– Вы прекрасно говорите по-французски, дядюшка Иса.

– А вы – не очень. У вас чувствуется акцент.

Надо же, какие тонкости!

– Это не мой родной язык. Я изучала его здесь, в Эс-Суэйре, и, как видно, не очень преуспела. Я – русская.

– Русская? – Дядюшка морщит губы в улыбке. – О-о! Калашников. Пельмени. Горбачев.

– А еще – водка и Путин.

– Да-да, Путин! Это ваш нынешний президент, знаю. Россия – это страшно далеко.

– Гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.

Мало того что я щебечу с дядюшкой, как щебетала бы с любым европейцем моложе сорока, – я еще употребляю достаточно многозначительные, если не сказать – рискованные словесные конструкции.

– Верно, – подхватывает дядюшка. – Все в этой жизни гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.

Мне только пригрезилось или в его голосе действительно прозвучала угроза? А сласти и фрукты, расставленные на столе, призваны лишь завуалировать, скрыть ее. Я могу проглотить апельсиновую косточку угрозы, а могу выплюнуть ее, а могу и вовсе не заметить. Это будет самым правильным, возьми себя в руки, Саша!

Вдох-выдох.

Нет-нет, конечно же никакой угрозы от дядюшки не исходит, он – сама любезность. А я – истеричка, которую добили неприятности с Фрэнки.

– Что касается меня, милая Саша, – я много лет прожил во Франции. И вернулся только теперь.

– Вы родом из Эс-Суэйры?

– Из Танжера.

Танжер. В возвышенных мечтах Доминика о Марракеше, Касабланке, Рабате место Танжеру не нашлось. Там полно контрабандистов и мошенников и процветает торговля гашишем – вот и все, что я знаю о Танжере.

На контрабандиста, а тем более на наркодилера, сбывающего гашиш, дядюшка Иса не похож.

– Во Франции вы тоже торговали пряностями?

– У меня была маленькая лавочка в двадцатом округе Парижа. Но торговля в последнее время не шла, и воспоминания о семье не давали спать по ночам…