Виктория Платова - После любви [litres]

– Номер выше всяких похвал.

– Я… я не разбудил тебя?

– Нет, я не спала.

– Что ты собираешься делать?

– Немного осмотрюсь.

– Я понимаю…

Разговор явно пробуксовывает, Доминик не знает, о чем бы еще спросить, а я… Я вовсе не тороплюсь к нему на помощь. Но и трубку не кладу. С моей стороны это было бы откровенным бесстыдством, пора наконец сжалиться над Домиником.

– А что нового у тебя?

– У меня были гости. – По тому, как Доминик понижает голос, становится понятно, какого рода гости его навещали.

– И?

– Я изобразил недоумение. Они ничего не смогут мне предъявить, не переживай. И от меня они ничего не узнают.

– Откуда ты звонишь? – запоздало начинаю беспокоиться я.

– Из автомата. Я очень осторожен, Саша́. И ты будь осторожной. Обещаешь?

– Конечно.

– Завтра приезжает тот детектив из Касабланки.

– Ты говорил. Я помню.

Паузы становятся все длиннее, предложения – все односложнее. Происходит именно то, что предсказывал Доминик: я готова его возненавидеть. Ужасно.

– Я и сам кое-что предпринимаю. Я хотел встретиться с людьми… Со свидетелями…

– Господи, ну зачем, Доминик? Оставь это профессионалам.

Рассказать Доминику обо всем, что происходило на допросах, было непростительной ошибкой с моей стороны. Но что еще оставалось делать, когда от рейса на Париж нас отделяла почти целая ночь? И ее просто необходимо было чем-то заполнить. К тому же в аэропорт мы поехали не сразу. Марракеш наконец-то стал для Доминика реальностью, глупо не воспользоваться так удачно подвернувшимся случаем. Мы не стали снимать номер в гостинице, а отправились на центральную площадь – Джемаа эль-Фна, это была идея Доминика. «Прямо венецианский карнавал», – со знанием дела сказал Доминик. «Как будто ты когда-нибудь был на венецианском карнавале», – со знанием дела сказала я. Количество факиров, акробатов, безумных гадателей, целителей, музыкантов и владельцев мартышек не поддавалось исчислению, а еще рассказчики, а еще продавцы апельсинового сока со своими тележками, а еще огромные котлы с густым вонючим супом, а еще огромные баки с вареными виноградными улитками!.. И запах специй, мочи и немытых тел – от всего этого у меня сразу же разболелась голова. Венецианский карнавал, которого мы оба в глаза не видели, как же!.. венецианский карнавал по сравнению с буйством Джемаа эль-Фна – стерильный бокс в тишайшей онкологической лечебнице. На краю площади, в маленьком открытом кафе, под интернациональным навесом «Coca-Cola », я получила возможность выговориться, запивая исповедь мятным чаем, слишком сладким, слишком горячим. Я думала, что просто изливаю душу, подобно рассказчику с Джемаа эль-Фны. Платить за рассказ и запоминать его необязательно, но оказывается, Доминик запомнил все. До запятой.

– …Ты говорила мне о старике, который купил угловой дом у форта. Дядюшка Иса, так?

– Дядюшка Иса. Иса Хаммади.

– Да, Да. Полчаса назад я был возле дома. Никто мне не открыл. Двери заперты наглухо.

– И что с того? Он наверняка на рынке. Он ведь торговец пряностями, я говорила тебе…

– Может быть. Я попытаюсь зайти к нему еще и вечером. Вечера-то он проводит дома, ведь так?

– Надо полагать.

– Ты знаешь агентство по продаже недвижимости? На площади, рядом с рыбным рынком, там в витрине выставлены фотографии особняков.

– Головной офис в Лондоне? Знаю.

– Так вот, дом снова продается.

– Какой дом?

– Саша́, – взывает ко мне Доминик. – Ты еще не акклиматизировалась? Угловой дом у форта. Дом, как ты говоришь, Исы Хаммади. Я попросил показать документы – кто его владелец на сегодняшний день и все такое. Документы мне не предоставили, но то, что сказали на словах… Никакой Иса Хаммади не упоминается. Нигде.

– Что с того. Может, дом был записан на другого человека. Например, на одного из его племянников в Танжере. Дядюшка Иса что-то говорил о своих племянниках. Они должны приехать в Эс-Суэйру, с женами и детьми. Помогать старику вести бизнес.

– В том-то и дело! Домом владеет европеец. Какой-то тип из Лондона. Имени я не знаю, но обязательно узнаю… Саша́, что же ты молчишь, Саша́? Ты меня слышишь?..

Я не удивлена, нет. Я потрясена.

– Ты, наверное, напутал, Доминик.

– Ничего я не напутал. Говорю тебе – хозяин дома отсиживается в Лондоне!

Если бы хозяин дома отсиживался в Париже, я еще могла бы это как-то объяснить. Лукавый старик (или все же лучше называть его пожилым крепким мужчиной?) прожил во Франции достаточное количество лет, чтобы получить гражданство или хотя бы вид на жительство. И женат он был на француженке, тогда при чем здесь Лондон? Может, Лондон имеет отношение к тому восхитительному набору техники, которую я видела в комнатушке с хорошо замаскированной дверью и которую никак не назовешь бытовой. Спутниковый телефон, компьютер, саквояж – я не успела сунуть нос в его внутренности, а жаль; возможно, там бы тоже нашлось немало интересного. А если даже и нет – телефона и компьютера вполне достаточно, чтобы перестать доверять дядюшке Исе. Скромному вдовцу, пребывающему в ожидании племянников из Танжера.

Танжер – вотчина контрабандистов. Это и ребенку известно.

Я не могу утверждать, что дядюшка Иса – контрабандист. Но то, что он лжец, не вызывает сомнений, «вот, купил здесь дом, русская Саша» – надо же, какой прохиндей!..

– …Не стоит соваться туда, Доминик.

– Я просто поговорю с ним.

– Что это изменит?

– Я хочу вернуть все как было, – неожиданно заявляет Доминик после паузы.

– Вряд ли это получится.

– Я хочу вернуть тебя.

Расстояние, лежащее между нами, придает толстяку смелости. Для того чтобы преодолеть его, придется переплыть море – неплохая тренировка для жирного брюха и неразвитого плечевого пояса. Доминик выйдет из волн обновленным – стройным, поджарым, с бугрящимися мускулами, с морской солью на коже, с морскими лилиями в волосах. И тогда он с полным основанием, с напором неотразимого самца, сможет сказать: «Я хочу вернуть тебя». Милый, милый Доминик, бицепсы и трицепсы не изменят ровным счетом ничего.

– А ты, Саша́? Ты хочешь вернуться?

– Да. – Греха черной неблагодарности я не совершу.

Тем более здесь, сидя в парижском отеле. Мое телефонное «да» безопасно, оно не предполагает действий, не обещает близости – помехи в трубке, неполадки на линии, его можно отнести к разряду несбыточных мечтаний Доминика о Марракеше, Касабланке, Рабате, хотя… Марракеш перестал быть для него мечтой, самое время устремить взоры к Парижу.

– Ты не приедешь? – с замиранием сердца спрашиваю я.

– Нет. Я должен быть здесь, в Эс-Суэйре.

Слава богу!..

– Париж красив, да?

– Да. – Еще одно бессмысленное телефонное «да».