Виктория Платова - Странное происшествие в сезон дождей

«Я посвящаю эту композицию той, — скажет Кристиан, — которая осветила мою жизнь светом слепого дождя, идущего в самом конце лета. Это легкий свет, прозрачный, желтоватый, хотя лучше назвать его песочным. Когда я впервые увидел эту девушку, мое сердце тоже стало песочным. Оно превратилось в замок из песка, и замок ждет свою владелицу».

«Замок из песка» — именно так и будет называться вещь, которую Кристиан исполнит под занавес своего триумфального выступления.

Жаль, что она еще не придумана.

С другой стороны, хорошо, что не придумана, — иногда Кристиан сомневается в названии. Всем известно, что человек, строящий замки из песка, иногда похож на праздного мечтателя, неспособного отличить реальность от вымысла и непрочно стоящего на ногах. Как материал, из которого можно вылепить жизнь, песок не очень-то надежен.

Эту — довольно щекотливую — тему с песком не мешало бы обсудить с кем-нибудь, кто обладает трезвым и практическим умом. Из всех немногочисленных знакомых Кристиана подобным умом могут похвастать лишь двоюродная сестра и Шон, самый близкий друг. Но говорить с сестрой Кристиану не хочется (насмешливой жалости не избежишь), а Шон слишком далеко.

Шон вот уже несколько лет живет в Камбодже, чье коренное население вряд ли когда-либо слышало о джазе. Шон тоже не относится к числу его горячих поклонников, он вообще далек от музыки. Но и человеком нетворческим его не назовешь.

Шон — фотокорреспондент и оператор-документалист.

Ни одного репортажа, снятого Шоном, Кристиан не видел, его двоюродная сестра тоже. В ее воспоминаниях Шон так и остался праздным парнем, лишь болтающим о головокружительной карьере, которая поджидает везунчика Шонни за соседним углом, стоит только миновать перекресток. Время от времени двоюродная сестра вспоминает о Шоне — и тогда Кристиану начинает казаться, что язык у нее раздваивается и с него капает яд.

В последний раз яд капал аккурат на тарелку с креветочным салатом — во время исторического ужина в ресторане морепродуктов.

— Ну а как там поживает твой дружок? — стараясь выглядеть равнодушной, спросила двоюродная сестра.

— Какой? — Кристиан напустил на себя еще большее равнодушие.

— Как будто у тебя так много дружков! Я имею в виду этого жалкого хвастунишку Шона, кого же еще!..

— A-а… Наверное, хорошо.

— Наверное? Только не говори, что не поддерживаешь с ним связь.

«Поддерживать связь» — слишком громко сказано, учитывая, что Камбоджа настолько далека от всего на свете, что выглядит мифической. Почти не существующей. Но Шон иногда присылает Кристиану электронные письма средней величины, в которых почти нет Камбоджи и реалий, связанных с Камбоджей, но есть сам Шон.

Везунчик Шонни, уже свернувший за угол, за которым его поджидает, то и дело поглядывая на часы, головокружительная карьера.

Больше всего Кристиану — верному другу и доброму малому — хочется, чтобы Шон не опоздал на встречу. Но из писем Шона ничего невозможно понять. Состоялось ли судьбоносное свидание или было перенесено ввиду загруженности перекрестка, отделяющего фотокорреспондента и оператора-документалиста от цели.

Шон много работает — это ясно из писем.

Шон любит свою жену и маленькую дочь — это ясно из писем.

Шон никогда не вернется на родину — это ясно из писем.

Возможно, это не ясно самому Шону, но Кристиан — совсем другое дело. Кристиан видит вещи и обстоятельства такими, какими они еще не сложились, но вот-вот сложатся. Или сложатся в отдаленной перспективе. Это ви́дение, а лучше сказать, предчувствие — побочный эффект заброшенного черт знает куда (в угоду несговорчивому и деспотичному саксофону) математического дара. Предоставленный сам себе, дар выстраивает причинно-следственные цепочки, целиком состоящие из цифр разной степени упитанности. Цифр так много, что уследить за ними нет никакой возможности, иногда в их стройные ряды вклинивается какой-то мелкий предмет наподобие обгрызенного колпачка от шариковой ручки, точилки для карандашей, пуговицы, ластика со слоном, сигаретного фильтра… Ненужный хлам, он тем не менее является составной частью математической формулы.

Ненужный хлам всегда сопровождает неизвестное, которое нужно найти.

Замени ластик со слоном на скрепку — и формула сразу же примет другой вид. И повлияет на другие формулы. Или вообще потянет за собой новые. От этой смехотворной детали (ластика, скрепки) в конечном итоге зависит результат. При ластике он был бы одним. При скрепке — прямо противоположным. Справедливости ради: мелкие предметы из не поддающихся осмыслению Кристиановых формул не всегда ничтожны.

Временами встречается нечто оригинальное.

Ценное.

Едва ли не антикварное.

Так было в случае с дурацкой подсознательной проекцией жизни Шона. Там фигурировала почтовая марка. Вернее, несколько марок, но только одну Кристиану удалось разглядеть в мельчайших подробностях. На марке была изображена морская раковина нежно-зеленого цвета с перламутровыми внутренностями. Вряд ли раковина называлась CAMBODIA, но это было единственное слово, которое понял Кристиан.

В отличие от большинства мелких предметов, гнездящихся в формулах Кристиана, марка с раковиной имела вполне реальное происхождение. Она украшала собой бандероль, которую Шон прислал около года назад. В бандероль был вложен фотоальбом, отпечатанный типографским способом, и все фотографии в нем принадлежали Шону.

Любая из них способствовала бы головокружительной карьере — именно так подумал тогда Кристиан, ведь фотографии чудо как хороши. Или хороши те, кто на них изображен? Хороши на взгляд Шона, субъективный и объективный одновременно. Вооруженный камерой, Шон смотрит на этих людей с субъективным обожанием и не менее субъективной нежностью. Обожание и нежность с максимально возможными предосторожностями вручаются Кристиану, стороннему наблюдателю. Кристиан проникается ими, как проникся бы любой тонко чувствующий человек, — и они становятся фактором объективным.

Так и есть, эти два существа из фотоальбома никого не могут оставить равнодушным.

За ними хорошо просматривается вечная, как мир, история. Несколько историй. История превращения обыкновенной, немного усталой женщины в богиню. История превращения плода в младенца, а младенца — в маленькую девочку. История любви.

Впрочем, у любви здесь нет никакой истории.

История (любая история) предполагает наличие завязки, кульминации и развязки. Завязка — если она и была — оказалась вынесенной за рамки альбома. И любой его открывший имеет дело лишь с кульминацией, которая никак не желает заканчиваться.

Везунчик Шонни влюблен.