Эдгар Уоллес - Четверо Благочестивых. По обе стороны закона

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2010, 2011

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2010

Эдгар Уоллес, один из основоположников первого, сенсационного, направления, — признанный мастер лихо закрученной интриги, неутомимый сочинитель коллизий, до предела насыщенных стремительным действием, которое способно приобретать самостоятельную ценность. При этом зачастую игнорируются критерии морального, идеологического характера, а иногда и соображения формальной логики. Безусловный приоритет отдается увлекательности, с ее атмосферой погонь, перестрелок, ошеломляющих разоблачений, потайных ходов, экзотических притонов и прочих аксессуаров, составляющих «джентльменский набор» писателя такого направления.

Данный творческий метод характеризуется известным упрощенчеством, в системе которого отсутствуют тщательно разработанные характеры, динамика их развития и психологическая правда взаимоотношений, когда персонажи наделены лишь определенными фиксированными качествами, как это присуще сказке или компьютерной игре.

Агата Кристи, как-то упоминая в одном из своих романов потайной коридор, заметила не без сарказма: «Это несколько напоминает Эдгара Уоллеса, но коридор в самом деле существует».

Литературный критик Маргарет Лейн охарактеризовала особенности творчества Уоллеса таким образом: «Его идеал — волнение, свободное от тревоги, напряжение без страха, обезболенное насилие и лишенный отталкивающих аспектов ужас».

Нечто напоминающее водевиль.

Или сказку.

Хотя бы потому, к примеру, что задача, которую поставили перед собой герои романа «Четверо благочестивых», практически невыполнима для простого смертного. Решив радикально повлиять на внутреннюю политику государства (что уже само по себе экзотично для детектива, по крайней мере, того периода), герои романа заранее сообщают, в какой день и час они ликвидируют свою высокопоставленную жертву и, несмотря на беспрецедентные меры защиты, напрочь исключающие саму вероятность покушения, убийство все же происходит.

Герои романа действуют как классические преступники, но вместе с тем преступники позитивные, вызывающие мощную волну читательских симпатий.

Уоллес таким образом развивает некую линию «преступник — герой», возникшую на рубеже веков. Первооткрывателем ее принято считать английского писателя Гранта Алена, создавшего образ полковника Клэя, светского льва и очаровательного мошенника. Э. У. Хорнанг, шурин Конан Дойла, написал в 1899 г. детектив «Раффлс, взломщик-любитель», где безмерно обаятельный главный герой имеет все основания скрываться от полиции. Марсель Ален и Пьер Сувестр преподнесли миру легендарного, абсолютно непобедимого Фантомаса. И, конечно же, Морис Леблан, придумавший Арсена Люпена, джентльмена-взломщика, повелителя воров, фрачного красавца, небрежно поигрывающего дорогой тростью…

Столь же элегантны, смелы и неотразимы Гонзалес, Манфред и Пуаккар — герои Уоллеса. Открыв вполне респектабельное детективное агентство (роман «По обе стороны закона»), эти люди под его прикрытием исполняют функции слуг Немезиды, богини справедливости и возмездия, так что там, где бессильно, предубеждено или подкупно официальное правосудие, их тайный трибунал неизменно воздает должное злодеям, избежавшим справедливой кары. Воздает оперативно и абсолютно неотвратимо, что не может не греть души читателей, мечтающих, как все нормальные люди, о справедливости во вселенском понимании этого слова, когда каждому гарантированно воздается свое…

Вот почему, весьма вероятно, именно эти сенсационные детективы Уоллеса в свое время пользовались наибольшей популярностью.

Если вы покинете Пласа де Мина, пройдете по тесной улочке, где с десяти до четырех лениво покачивается большой флаг консульства Соединенных Штатов, пересечете площадь, на которую выходит фасадом Отель де Франс, зайдете за угол собора Богоматери и выйдете на чистую неширокую улицу, главную улицу Кадикса, то непременно увидите Кафе Наций.

В пять часов в широком с колоннами зале людей обычно не много, и маленькие круглые столики, загораживающие тротуар перед дверью кафе, как правило, пустуют.

Поздним летом (в год, когда страну охватил голод) четверо мужчин сидели за одним из столиков и разговаривали о делах.

Одного из них звали Леон Гонзалес, второго Пуаккар, третьим был славный Джордж Манфред, а четвертым — некто Тери, он же Симон. Из этого квартета только имя Тери известно тому, кто изучает современную историю. В полицейском архиве хранится его досье. Он там так и зарегистрирован: «Тери (он же Симон)».

Если вам любопытно, и если у вас имеется разрешение, вы можете также полюбоваться его фотографиями, на которых он изображен в восемнадцати различных позициях: с руками, скрещенными на широкой груди, лицо анфас, с трехдневной щетиной, в профиль, с… Но стоит ли перечислять все восемнадцать?

Кроме того, хранятся там и фотографии его ушей (надо сказать, довольно уродливых, похожих на уши летучей мыши), а также длинный и полный рассказ о его жизни.

Синьор Паоло Мантегацца, директор Национального Антропологического музея во Флоренции, оказал Тери честь, включив его в свою прекрасную книгу (упоминание о нем вы найдете в главе «Интеллектуальная значимость лица»); поэтому я и говорю, что любому, кто изучает криминологию или физиогномику, имя Тери должно быть знакомо.

Этот человек сидел за маленьким столиком и чувствовал себя явно неуверенно: пощипывал свои жирные щеки, приглаживал лохматые брови, водил пальцами по белому шраму на небритом подбородке, короче говоря, делал все, что обычно делают простые люди, неожиданно оказавшись в обществе «важных лиц». Ибо и голубоглазый с беспокойными руками Гонзалес, и мрачный, неприветливый и недоверчивый Пуаккар, и Джордж Манфред с полуседой бородой и моноклем в глазу были менее известны в уголовном мире, но каждый из них, в чем вы скоро убедитесь, был великим человеком.

Манфред отложил последний номер «Геральдо ди Мадрид», вытащил монокль, протер его безукоризненно чистым носовым платком и усмехнулся.

— Смешные эти русские, — заметил он.

Пуаккар нахмурился и потянулся за газетой.