Дженнифер Роу - Агнец на заклание [litres с оптимизированной обложкой]

– А потом пойдете спать?

– Нет. Не могу. Хочу проведать Джуда.

– Бедненькая…

Последовала минутная пауза, а затем Сью порывистым жестом положила пухлую ладонь на руку Берди.

– Слушайте, вы примите душ, позвоните и приходите ко мне. А я приготовлю нам обеим завтрак – хоть поедите перед отъездом.

– Да? – Берди молниеносно пересмотрела свои планы на утро, кивнула и улыбнулась. – Как это мило с вашей стороны! Было бы замечательно. Если вас не затруднит, конечно.

– Нисколько.

– В таком случае я подойду через двадцать минут.

– Хорошо. – Сью пожала ей руку. – Буду ждать. Кофе или чай?

– Если можно, кофе.

– Ладно.

Сью повернулась и двинулась на каблуках прочь по коридору, сунув сумочку под мышку. Берди смотрела, как она цокает по ступенькам, крепко вцепившись в перила. Потом вдруг опомнилась, заторопилась в комнату, схватила пакет с туалетными принадлежностями, полотенце и кимоно и побежала в ванную. Там было еще тепло, влажно от пара и пахло парфюмерией. Чувствуя себя немного неловко, Берди заперла дверь и разделась. Запахи в ванной, так отчетливо напоминавшие о чуждой Берди женственности Сью, вызывали ощущение вторжения в чье-то личное пространство. Но под душем, подставляя спину и плечи почти нестерпимо горячей воде и вдыхая знакомый запах своего мыла, смешанного с паром, она забыла о недавней неловкости.

Однако расслабиться ей не удалось. Перед глазами одно за другим всплывали недавние картины. Джуд на носилках с закрытыми кислородной маской ртом и носом. Темная кровь на дощатом полу. Доктор Лэнки, согнувшийся и упирающийся ладонями в колени. Злое лицо Энни Лэм. Чудик на краю поляны приветственным жестом вскидывает руку. Густо-красная вода поднимается в ванне. Женщина в голубом фартуке моет посуду и смотрит в окно на неподвижные качели. Туша зарезанного ягненка висит головой вниз в сарае. Кряжистый мужчина с длинным ножом. Фотография в серебряной рамке. Над скорчившейся фигурой – охвативший ее изгиб бронзового, тускло поблескивающего крыла…

– Нет! – вырвалось у Берди.

Эхо голоса на мгновение заглушило шум воды в душе. Она перевела дыхание. Нет, так не пойдет. Нужно если не выспаться, то хотя бы успокоиться. Усмирить разум. На несколько минут. Она знает, как это делается. Ей не впервой.

Берди осознанно отгородилась от видений, которые не давали ей покоя. Вытеснила их, пока в голове на их месте не осталась лишь пустота, потом закрыла глаза и подставила лицо воде. Мысленно унеслась далеко-далеко. В другое время, в иное место. Туда, где часто бывала в таких случаях. В то время жизнь была простой, но казалась сложной. А сама Берди – совсем юной, хотя ощущала себя очень старой. Тогда выбор представлялся безграничным, а время бесконечным, однако дни с немыслимой быстротой неслись один за другим.

Берди стояла неподвижно под теплыми струями и словно уносилась прочь от Хоупс-Энда, от смерти, гнева и боли. В то время, когда ей было двадцать лет и она подолгу беседовала с Джудом за бараниной с рисом и бутылкой вина в том греческом ресторане.

Через пятнадцать минут, чистая и освежившаяся, Берди пересекла двор за пабом и поднялась по лестнице в пристройку над старым гаражом. Предварительно она сделала звонок. Разговор получился кратким и не удовлетворил ее.

«Спокойно отдыхает».

Что это значит? Джуд в стабильном состоянии, он вне опасности, ему не больно – или, по крайней мере, эта боль не такая сильная, по мнению больничного персонала. Скоро она отправится к нему. Съездит и увидит его сама. Вот только позавтракает со Сью Суини. Глупо не воспользоваться подобным приглашением. Она все равно собиралась поговорить, в том числе и со Сью. Проще и естественнее такой разговор получится, если состоится в доме Сью.

– Это вы, Берди? – крикнула Сью, услышав шаги на лестнице. – Входите! Вода уже закипает.

Дверь с сеткой была закрыта, а выкрашенная зеленой краской дверь за ней – распахнута, ее подпирал блестящий медный кот с зелеными глазами. Берди вошла в квартиру и очутилась в маленькой гостиной с сильно скошенным потолком и видом на верхушки деревьев на заднем дворе паба, открывающимся из окна без штор. Стены здесь были кремовые, увешанные плакатами: пейзаж в джунглях, киты, пускающие фонтаны; панда, жующая побег бамбука; играющие с клубком котята. Пестрая дорожка прикрывала кремовый ковролин на полу.

Напротив двери был придвинут к стене диван с кричаще-яркой обивкой в тропических цветах, пальмовых листьях и попугаях. Перед ним помещался длинный и низкий журнальный столик, застеленный дорожкой из батика, – с тарелками, ножами, бумажными салфетками, ярко-желтым в белый горох молочником, маслом в желтой посудине, горшочками джема и меда. Возле стола стоял единственный в комнате стул с плетеным тростниковым сиденьем, покрашенный в зеленый цвет, и телевизор на отдельном столике.

В конце комнаты, под окном, Берди увидела маленький холодильник, раковину и узкий шкаф под кухонным столом. Кухонька. Сью с высушенными волосами, распущенными по плечам, уже переоделась для работы в обтягивающую красную юбку, красные сандалии из узких ремешков и белую блузку, и теперь стояла около кухонного стола, наливая воду в такие же, как молочник, кружки – желтые в белый горошек.

– Кофе растворимый, – произнесла она. – Садитесь. – И указала на диван.

Берди обошла вокруг журнального стола и села. Огляделась по сторонам и улыбнулась. Было что-то обаятельное в этой квартирке. Берди очень нравилось находиться в ней. Здесь не было сочетающихся друг с другом предметов, кроме посуды. Но сразу чувствовалось, что в этих комнатах живет порывистый, энергичный, деятельный и порой вдумчивый человек. Именно живет. Не выставляет обстановку напоказ, как в музее. Или с решимостью переживает сложный период.

– Тут уютно, – сказала Берди.

– Спасибо. – Сью перенесла кофе на стол. – Вы пьете с сахаром?

– Нет, спасибо.

– Вот и я тоже нет. Раньше добавляла сахар, а теперь перестала. Пытаюсь худеть. Так стало гораздо лучше. Молоко налейте сами. Сейчас сделаю тосты.

Она снова отошла к своей крохотной кухоньке, и Берди услышала щелчок тостера, в который заложили хлеб.

– Полегчало после душа? – спросила Сью.

Берди отпила кофе.

– Намного, – ответила она. – Чувствую себя почти человеком. – В приоткрытую дверь виднелось что-то персиковое, атласное, и угол платяного шкафа с зеркалом. Спальня. – Значит, отдельной ванной у вас нет?

– Нет. Не повезло. У меня всего две комнаты. С другой стороны, хорошо, что они есть, – да еще с кухонькой. Но будь в этой квартирке ванная, мне бы не видать ее как своих ушей – ее держали бы для платных постояльцев. Для того и обустроили много лет назад. Прежний хозяин паба считал, что за отдельный номер, как в мотеле, можно брать дороже. Так он его и называл, если верить Пег Маккан с почты. – Она засмеялась. – Вот только денег, чтобы пристроить ванную, у старого хрыча не хватило. Потому никто и не хотел жить тут. Постояльцам, которые обычно здесь бывают – торговым агентам, поденщикам и прочим, – лишь бы найти место, где приткнуться. Чтобы подешевле. И к бару поближе. И к уборной тоже. Так что эта квартирка не для них. Молодоженам на время медового месяца и парочкам, которые ездят куда-нибудь проводить вместе выходные, тоже подавай отдельную ванную. Они не брали этот номер. Только носы воротили и останавливались в Ганбаджи или Сассафрасе. Вот так и получилось, что это жилье пустовало. В конце концов старик сам решил здесь жить, но долго не продержался. Пег говорит, по нужде бегал слишком часто – пузырь у него был слабый. В общем, он и плюнул, продал паб Цикаде и переселился в Сассафрас. А мне и тут хорошо. Я не против бегать в паб, когда надо принять душ, и спускаться во двор, если приспичило в туалет. Ничего страшного. Пузырь у меня нормальный. Ну, по крайней мере, пока.