Дженнифер Роу - Агнец на заклание [litres с оптимизированной обложкой]

Дверь распахнулась, и на пороге возник тощий парень в шортах и футболке, свисающей до колен.

– Можно мне ключи от туалета, сэр? – спросил он, с любопытством уставившись на Берди.

– Да, Джонатан. В следующий раз не забудь постучаться, хорошо?.

Парень дернул головой, схватил протянутые ключи, что-то промычал и исчез так же быстро, как и появился, оставив дверь приоткрытой.

– Говоришь им, говоришь, а они как будто не слышат, – нервно пробормотал Филипп Хьюит и, закрыв дверь, продолжил: – Поэтому Дафну я не навещал. Целую неделю. В последний день мама особенно настойчиво просила меня сходить с ней. Тем днем Тревор уехал в Сассафрас. Собирался забрать машину и заодно получить пособие. Мама знала, что домой он вернется после закрытия паба, и считала, что нам ничто не угрожает. Ей хотелось, чтобы я повидался с Дафной, – может, при мне сестра наконец объяснит, что случилось. Но я не хотел идти. И сказал, что меня тошнит, потому что отец привел в сарай ягненка и собирается зарезать его. Я заперся у себя в комнате. Пару раз мама стучалась ко мне, но я не открывал. И даже не отвечал ей. Вскоре она сдалась.

Филипп покачал головой.

– Так я и остался у себя, сидел и обижался. Всем назло лег спать голодным. Детская выходка. Хотел, чтобы мама забеспокоилась. Обо мне, а не о Дафне. А на следующее утро… – Его нижняя губа задрожала. – Утром приехала полиция и сообщила нам, что Дафна мертва. А я с ней так и не повидался.

Его большие глаза наполнились слезами, и он яростно вытер их пальцами, длинные густые ресницы слиплись.

– Мне часто кажется, – тихо промолвил Филипп, – если бы я тогда пошел с мамой, если бы не был таким капризным и эгоистичным, возможно, Дафна осталась бы жива. А вдруг нам удалось бы убедить ее вернуться вместе с нами домой? И навсегда бросить его… Тревора. Тогда все сложилось бы совсем иначе. Меня не покидает чувство, что все случившееся – моя вина. Мама предчувствовала беду. И если бы я послушался ее…

Берди отвернулась, давая ему шанс собраться с силами.

– Вы по-прежнему считаете, что вашу сестру убил Тревор Лэм? – спросила она, глядя в окно в противоположном конце класса.

– А кто же, если не он? – Голос Филиппа дрогнул. – Его выпустили в связи с отсутствием доказательств. Заявили, будто суд над ним не был объективным. Но это не означает, что он невиновен. Конечно, это Тревор ее убил. Кто же еще?

«Если не Тревор Лэм, тогда…»

Берди провела пальцами по волосам. Внезапно она ощутила усталость. Измученность. Ту самую, о которой говорила Пег Маккан.

– Кто бы это ни был, вам незачем винить себя, Филипп, – сказала она, повернувшись к нему и заставив себя взглянуть в эти полные слез глаза. – Вы же сами понимаете. Ваша мама беспокоилась из-за болезни Дафны. И особенно – из-за беременности. Если Дафну сильно тошнило по утрам, и вдобавок начался грипп…

Филипп покачал головой:

– Мама не знала, что Дафна беременна. Никто из нас не знал. Выяснили позднее. Помню, как странно было это осознавать. Почему-то от этого известия их брак – а он был, в сущности, абсурдом – впервые за все время стал для меня реальностью. Я словно очнулся от сна, услышав об этом. Для меня это означало, что у них все было. Они занимались сексом. Конечно, я понимал, что между ними происходит, но не осознавал это, пока не услышал про ребенка. А потом уже не мог заставить себя забыть. Даже стихи об этом писал. Тревор Лэм и моя сестра вместе в постели. Дафна с большим животом, вынашивающая ребенка Тревора Лэма. А когда он родится, – крошечное существо с глазами Тревора Лэма, с соплями под носом и в отвисшем памперсе, как обычно ходили Грейс и Джейсон, существо, зовущее Энни Лэм бабушкой, грызущее пустые пивные банки… Противно до тошноты.

Филипп посмотрел на Берди – ее лицо подергивалось. Он ждал отвращения и осуждения. Возможно, даже с надеждой.

– Я вас понимаю, – кивнула она, ощущая усталость при виде этого нескончаемого самобичевания. – Вам ведь было всего восемнадцать лет. – Берди взглянула на часы. – Уже четверть десятого. Не буду больше вас задерживать.

Список, наверное, уже на почте, думала она. Не хватало, чтобы кто-нибудь прочитал его. Впрочем, большинство просто не поймут, зачем он нужен.

– Мы начинаем в девять двадцать, – откликнулся Филипп Хьюит. – Точнее, обязаны начинать. Но многие постоянно опаздывают.

– Кстати, от Джейсона Лэма вы сегодня отдохнете, – сообщила Берди. – Он устроил себе выходной. Из-за дяди.

Филипп стал перебирать бумаги на своем столе.

– А разве вы не хотите узнать про вчерашнюю ночь? – спросил он.

В дверь постучали. Девчушка с веснушчатым носом и рыжеватой челкой заглянула в класс.

– Еще пять минут, Люси, – произнес Филипп.

Девчушка кивнула и скрылась за дверью.

– Она одна из лучших, – объяснил он. – Далеко пойдет. Так вы хотите узнать про вчерашнюю ночь или нет?

Почему-то Филиппу не терпелось поговорить о недавних событиях. Берди заподозрила, что ему хочется что-то сообщить ей. Вероятно, что-нибудь унизительное. О чем ей неприятно слушать. Но поддержать и выслушать его необходимо: с Тоби он вряд ли станет откровенничать. С другой стороны, Тоби переменил свое мнение о Хьюитах. Но рано или поздно он доберется и до Филиппа. Не оставит камня на камне.

«Любого можно вывести из себя» – так она сказала Джуду. Кажется, это было давным-давно. А на самом деле только вчера.

– Вы же видели, что случилось в пабе? – спросил Филипп. – Вы находились там.

Берди кивнула, с нетерпением ожидая, когда сможет уйти.

– Я был сильно пьян. За ужином поссорился с отцом. Нет, не из-за Тревора Лэма – из-за ягненка. Того, которого он запер в сарае. Я просил отпустить его. Только одного. Этим вечером. В память о Дафне. – Его губы задергались. – Я повел себя по-дурацки. Как в мелодраме. Глупо было надеяться, что отец поймет. Даже упоминать о Дафне не следовало. Он никогда о ней не говорит. Отец назвал меня слюнявым придурком. Так и сказал. И я ушел. Направился в паб и напился. А потом стал задираться к Тревору Лэму. Ну и потерпел очередное постыдное фиаско. Как во всем, что я делаю. Я вернулся домой. Мама была одна, сидела в гостиной, в темноте. Отец укатил в Ганбаджи. Видимо, к женщине, которая у него там. Разумеется, маме он об этом не говорил. Но она знала. Как представлю, что отец бросил ее одну вчера вечером…

«И ты бросил, выставив себя на посмешище в пабе».

Почти мгновенно, словно Берди высказала эту мысль вслух, Филипп повторил ее:

– И я ее бросил, пошел в паб и выставил себя дураком. А отец – чтобы потешиться с какой-то проституткой. И мама сидела в гостиной у застекленной двери совсем одна, в темноте. Только часы тикали. Это было ужасно. – Он вздохнул. – Обычно она там не бывает. Если остается одна, то устраивается в кухне. В гостиную мама ушла потому, что там фотография Дафны и в комнате полно подарков, которые она получала от нее.