Елена Арсеньева - Неизвестная пьеса Агаты Кристи

— А потом что? — с искренним интересом спросил Грушин.

— Потом она превратилась в грязную лужицу, в которой стояли серебряные башмачки. Да, да. Можешь мне поверить, я в детстве эту книжку двадцать восемь раз прочитала.

— Впечатляет! — протянул директор «Агаты Кристи». — Но если Аделаида всерьез убеждена, что она — следующая жертва, то чья же именно?

— Смерти. Смерти! Той самой, которую они когда-то оскорбили. Над которой надругались. И которой отдал свою жизнь Иван Охотников — в обмен на отмщение, — тихо сказала Женя.

Грушин мгновение смотрел на нее молча, потом встал и открыл дверь в приемную:

— Эмма, у тебя что-нибудь есть типа валерьянки, элениума?

— Тебе плохо, что ли? — обеспокоенно приподнялась Женя, и Грушин скомандовал в приемную:

— Пока отменяется.

— Слушай, давай договоримся, что никто из нас не сошел с ума, — устало проговорила Женя. — И никто из нас не верит в призраков, явившихся с того света, во взбунтовавшуюся космическую субстанцию и в идею Смерти, которая приняла отрицательно-материальный облик. Все это очень красиво, насчет отмщения взбешенной гармонии, но я сама — сама! — видела того человека, который застрелил Неборсина. Да, человека, вполне реального человека. И я не я одна, насколько нам известно. Посмотри хотя бы показания Гулякова. Предположим, у меня были глюки, и мне померещилось, будто карающая десница судьбы приняла облик человека. Но чтобы глюки были у бомжа…

— Ого! — присвистнул Грушин. — Как раз наоборот: он скорее разглядел бы целый полк зелененьких человечков, чем того мужика. Я заново просмотрел его показания. Высокий худощавый мужчина лет пятидесяти. Седые волосы, четкие черты. Я обратил внимание на фразу: «С таким профилем только на медаль!» Держался совершенно спокойно. Гуляков даже не сразу заметил, как он приблизился к обочине. Только что не было — и вот стоит, машет руками синему «мерсу». А потом он увидел, как Неборсин дернулся — и завалился к дверце. Убийца медленно пошел к рощице и как бы растаял в ней.

— Это и я видела, — задумчиво подтвердила Женя. — Он как бы растаял — вот именно.

— Опять? — свел брови Грушин.

— Сумерки, деревья… оптическая иллюзия.

— Но пуля, пробившая голову Неборсина и застрявшая в дверце, — не иллюзия.

— Верно, верно… Ну что же, не сходится пока! — разочарованно передернула плечами Женя.

— Что с чем? — насторожился Грушин.

Она посмотрела нерешительно: сказать? Не сказать? Обсмеет еще…

— Да я вчера опять побывала в манеже, — призналась робко. — Покаталась на Лотке, с девочками поболтала. Обратила внимание, что там вся новая обслуга. Девочки пожаловались, что за последнее время вообще ужас какая текучка кадров. Чуть не каждый день новый подметальщик. Там ведь нет никакого оформления документов, платят ежедневно наличкой, которую собирают с посетителей. Деньги невелики, но на бутылку-закуску хватает. Народ, конечно, перекати-поле, но попадаются и вполне нормальные люди. Дядя Вася, Ваныч, Колян… Эти трое исчезли сразу после несчастного случая с Климовым, поэтому о них я спрашивала подробнее. Коляна я не встречала, но, говорят, он еще совсем молодой и не седой. Дядю Васю повидала: его какая-то бабенка забрала к себе. Там ведь частный сектор кругом. Попросила чем-то помочь на огороде — они друг другу и приглянулись. Он маленький, лысый, на Леонова похож. Не тянет на нашего фигуранта! Теперь Ваныч… я его мельком однажды видела. Очень худой, высокий, сутулый, волосы седые.

— Да-а? — заинтересованно протянул Грушин. — А лицо?

— Лица не разглядела. Но девчонки уверяли, что он крайне уродлив. Не отталкивающе, а как-то «жалостно». Опять не тот. Наш-то — с медальным профилем!

— Значит — что?

— Значит, убийство Неборсина никак не пересекается с покушением на Климова, — сделала вывод Женя. — Если вообще это покушение было. Если оно имело место не только в наших воспаленных от избытка профессионализма головушках.

— И не в столь же воспаленном уме этой самой Аделаиды, — усмехнулся Грушин. — Слушай, Женя, может, тебе к какой-нибудь бабке сходить, порчу снять? Похоже, эта роковая брюнетка тебя крепко заморочила. Попробуй посмотреть на ситуацию с другой стороны.

— Это с какой же?

— Исключающей связь между всеми этими смертями. И сразу все окажется очень просто. Вот пример: за те тринадцать лет, которые прошли после окончания школы, трое моих одноклассников умерли. По разным причинам. Один от рака, другой погиб в авиакатастрофе, третий оказался в Нефтегорске именно в тот день, когда там произошло землетрясение. И что? Прикажешь искать истоки этих несчастий в том, что мы когда-то дрались почем зря на школьном дворе?

Женя сидела, не поднимая головы.

— Эй… — послышался осторожный оклик. — Ты вздремнула, что ли?

— Да какое там… — тяжело отозвалась она. — Конечно, по-своему ты прав, Грушин. Но ведь ты не слышал, как Аделаида говорит о мстительности оскорбленной Смерти!

— Не слышал, — покладисто согласился Грушин. — А почему? Потому что никто не представил мне запись твоего разговора с мадам Пахотиной. Опять же — почему? Потому что никто, и ты в том числе, такой записи не сделал. А ведь сколько раз было говорено — счету нет!

Женя встала. Ну что она все сидит да сидит, кивает да кивает! Опять Грушин прав — вот скучища-то!

— Тогда оставим это, — сказала зло. — Забудем про рассказ Аделаиды, про убитого Неборсина, про Климова, который чудом остался жив…

— Чего ты от меня хочешь, не пойму? — окрысился Грушин. — Климова ты спасла — так? Аделаида — дамочка с придурью, согласна? Ну вот, видишь, как хорошо. А Неборсиным занимается уголовный розыск. И тут мы ничем не можем помочь. А теперь иди у Эммы чаю попей. Мне нужно позвонить.

— Позвонить?! — возмутилась Эмма, которой Женя сообщила, почему была выставлена начальником вон. — Надеюсь, не в Хабаровск этот, куда он знай названивает? Ведь разорит контору!

— Что там за друг у него в Хабаровске, не знаешь?

Эмма сердито передернула плечами:

— Грушин молчит как партизан.

Женя поглядывала на нее искоса. Лицо у Эммы было крупное, с резкими выразительными чертами, и пожар негодования полыхал в этих чертах очень ярко. С чего это ее так разобрало? Неужели только из-за денег агентства? Или Эмма раздосадована, что какая-то часть жизни Грушина вдруг ускользнула от ее неослабного внимания? Она любила казаться всезнающей, между делом щеголять перед другими сотрудниками «Агаты Кристи» информацией, которая могла быть доступна только директору или агентам-разработчикам.

Или даже не в этом дело?…

Эмма никогда не скрывала, что Грушин ей нравился. А он не только не обращал на нее никакого внимания, но явно предпочитал другую. Женю предпочитал!.. Впервые она задумалась, насколько искренне подруга советует ей расстаться со Львом, найти другого человека. Грушин вполне мог бы стать этим другим — его и искать не надо. Наверное, Эмме больно. Она одинока, Грушин — тоже. Эти два одиночества могли бы составить неплохую пару, если бы подруженька не путалась под ногами.