Елена Арсеньева - Неизвестная пьеса Агаты Кристи

— Может, найдется какой-нибудь фонарь? — Женя пошла к лестнице, ведущей в подвал.

— Я с вами! — вскинулся было Грушин, но тотчас схватился за плечо и сел, резко побледнев.

— Ради бога, Димыч! — сердито сказал Олег, и Грушин слабо замолотил кулаком по дивану.

— Черт, черт, будь он проклят, придурок окаянный!

— «Имя окаянного осталось в летописях неразлучно с именем сего несчастного князя, ибо злодейство есть несчастие», — пробормотал Олег.

— Что это? — изумленно взглянула Женя.

— Карамзин. «История государства Российского». Сказано о Святополке Окаянном, однако… Постой, я знаю, где фонарь. Возле той двери в подвале, через которую я вошел. Димыч, держись тут, мы скоро вернемся.

Уходящих гостей тут не задерживали. Более того: когда Олег грохнул кулаком по сейфу, куда канул пистолет шефа «Агаты Кристи» (тот, сколько ни напрягал головушку, не смог вспомнить, какой код набрал, а оружие Охотникова они оставили — на случай появления полиции), — дверца открылась сама собой. Так что у Жени теперь тоже было оружие.

Олег сказал, что дорога лежит восточнее, и они побежали через редковатый чахлый подлесок.

— Да, это вам не тайга, — пробормотал было Олег, но тотчас же чуть не упал, споткнувшись о трухлявое бревно, и впредь помалкивал, пока тьма слегка не расступилась, вспугнутая быстрым промельком света.

Похоже, вспыхнули и погасли фары.

Олег шепотом приказал Жене держаться за его спиной, а когда она не послушалась, схватил за руку и дернул назад. И все-таки она порывалась обогнать его — главным образом потому, что, удерживая, Олег не отпускал ее руку.

Сумятица страшная царила в голове, обрывки мыслей мешались — в основном упреки и опасения. Упреки адресовались себе. Как она не вспомнила того человека прежде?! Что теперь будет у них с Олегом? О чем еще умолчал сегодня Грушин — черт его знает, почему, то ли значения не придал, то ли и впрямь из-за старой обиды на Женю? Вот Бог его и наказал, но не наказал ли заодно и ее?

Она гнала от себя эти мысли, потому что думать сейчас надо было совершенно о другом, но ничего не могла поделать с глупой головой и глупым сердцем.

Благополучно одолев какую-то канаву, выбрались наконец на дорогу — и тотчас замерли, залитые слепящим светом: человек, сидевший за рулем, включил фары.

Сейчас можно было ждать чего угодно: выстрела, внезапного рывка машины вперед, на них, — или, наоборот, панического бегства.

Но он не сделал ни того, ни другого: опять погасил свет и остался сидеть в кабине. Затаился и ждал — осторожно… трусливо? А ведь он, в сущности, всегда был трусом, этот человек, который уничтожал своих врагов, используя чужое безумие!

Женя поняла это внезапно — и страх сразу отошел. В ее голосе звучало лишь усталое презрение, когда, стукнув стволом в стекло, она сказала:

— Выходите, Сергей Владимирович. Побеседуем на свежем воздухе.

Климов медленно выбрался из машины и стал, привалясь к стеклу.

Он молчал.

Нет, пожалуй, Женя недооценивала его! Чудилось, сейчас она отчетливо слышит в лесной тишине быстрый полет его мыслей: он мгновенно оценил ситуацию, мгновенно собрался — настолько, что не стал тратить времени на дешевые восклицания типа: «Какая приятная, а главное, неожиданная встреча!» Он выжидал хода противника.

Ход сделал Олег:

— Жаль, я не знал раньше, что господин Климов работает в магазине «Дубленки, кожа, меха». То есть основной поставщик — фирма «Таежное золото», которая почему-то не зарегистрирована ни в одном административном и налоговом органе? Сырец шел, да? Выделывали-то шкуры хоть в Хабаровске или прямо в тайге, на какой-нибудь базе в нанайском селе? И вряд ли вы такую богатую добычу проворачивали через один магазин! Наверное, все вещевые рынки были задействованы, и даже, возможно, не только в Нижнем Новгороде? А чем вам не угодил бедняга Корнюшин? Не предоставил достаточного количества гробов для транспортировки товара? Шутка, шутка. Нет, конечно, все проще: делиться со старинным другом не захотелось, да? Вы и вправду надеялись уладить дело миром, когда прилетали в Хабаровск, или пудрили мозги приятелю, чтобы умер счастливым?

Климов не ответил. Он явно был удивлен — ждал-то совсем другого разговора.

— А как вы поладили с Иваном? — спросила Женя. — Он ведь ненавидел вас так же, как остальных, — почему же стал вашим послушным орудием? И почему после смерти Стоумова прошло столько лет, прежде чем он поднял руку на Полежаева?

Климов молчал.

— Погоди-ка, — сказал вдруг Олег. — Как же я сразу не понял!.. Иван не убивал Полежаева, вот в чем все дело! Стоумова — да. Очевидно, встретились они случайно, по пьянке, у Ивана еще горела душа… Но думаю, эта смерть его так потрясла, что он как бы замер на несколько лет. Вернулся к работе — тогда-то и начал появляться в Нижнем, встретился с Эммой. А потом случайно погиб Полежаев. Это, похоже, был просто несчастный случай, не имеющий отношения ко всей истории со спектаклем. Некую мистическую связь в этом усмотрели, пожалуй, только двое: Аделаида и вы. А потом вы встретили Ивана… Где?

Климов не проронил ни звука.

— Да, мы можем только предполагать, — пробормотала Женя. — Но выясним, выясним! Ваша теща работает в областной, в нейрохирургии, — что-то с этим связано, конечно? Какие-то болеутоляющие для Ивана, потом наркотики? Чем вы держали его, чем дергали, чтобы вам и невинность соблюсти, и капитал приобрести? Как оживили в нем прежних, уже забытых демонов? Ведь то, что он говорил сегодня, — это бред больного человека, бред безумца!

Климов шевельнулся:

— С ним — что? Он жив? Я слышал выстрелы…

— Почему же не бросились на помощь, раз слышали? — с ненавистью спросил Олег. — Он-то к вам пришел — тогда, на даче Корнюшина, помните?

Климов только коротко выдохнул — и опять умолк.

— Ну, с Корнюшиным все ясно, — безнадежно махнув рукой (потому что ничего не было ясно, ничего!), сказала Женя. — А Неборсина убили почему? Он вам тоже дорогу перешел? Или из застарелой, патологической ревности? Но это ведь тоже болезнь, тоже сумасшествие… А зачем с Алиной и Аделаидой надо было расправляться? Заодно? Для пущего эффекта?

— Вы что, думаете, его так просто было остановить? — хрипло, словно через силу, выговорил Климов. — Еще неизвестно, кто был чьим орудием. Сами видели — сумасшедший! Вбил себе в голову, что нужно всех, всех… даже верил иногда, что Кольку Полежаева тоже он прикончил. Да черт его знает, может, и в самом деле он!

— А вы его не разубеждали, правда? Скорее наоборот! — кивнула Женя. — Всех-всех, говорите? А как же он вас живого отпустил — там, в конюшне? Это ведь не я ему помешала — Ваныча там и близко не было.

Климов слабо дернулся, но опять смолчал. Женя долго смотрела на его блеклое, почти не различимое во тьме лицо, как вдруг Олег резко подался вперед, будто что-то хотел сказать, и в то же мгновение Женю тоже осенило: