Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Я порылась в мотке, чтобы найти концы веревки. Они не были ни растрепаны, ни расплетены.

Я бросила их на место, и тут мое внимание привлекла сумка Софии для провизии, лежащая рядом. Без малейших угрызений совести я раскрыла ее и заглянула внутрь.

Увидела я не слишком много: узелок из полинялой красной, с зеленым рисунком ткани, такой же, как у Софии в доме, смятая газета с пятнами жира, кусок материи, сильно помятый и в пятнах, словно от влаги.

Я развязала узелок. В нем ничего не было, кроме нескольких крошек. Развернула газету: пятна на ней могли быть от сала или масла. Должно быть, София приносила мальчику еду, завернутую в газету, а потом завязанную в тряпку. Была еще тряпка, помятый обрывок ткани выглядел так, будто его жевали…

Конечно, так и было. Мальчика оставили лежать здесь связанным. Им пришлось заткнуть ему рот.

Руки у меня тряслись. Я бросила тряпку назад в сумку, потом запихнула и все остальное. Выпрямилась.

Значит, это правда. Колин был здесь, и Колина нет. Веревка рассказала мне о многом: побега не было, узлы не перерезались и не перетирались – веревка была развязана и аккуратно свернута в моток, вероятно, Софией, когда она прятала кляп, убирала ложе и остатки пищи.

Но если Колин еще жив – мозг мой никак не заводился, как испорченный двигатель, но вместе с тем болезненно пульсировал, – если Колин еще жив… он же должен тогда быть обязательно связан! Если веревка осталась здесь, оказалась ненужной, не значит ли это, что Колина сознательно отпустили на свободу и что он сам сейчас ищет Марка?

Я стояла, уставившись невидящим взглядом на сваленную у стены всякую всячину. И тут вдруг глаза мои с ощущением прямо-таки физической боли зафиксировали предмет, на который смотрели. Смотрели и не видели. Он стоял, сверкая, рядом с веревкой, во всей своей очевидности.

Лопата! Как только я ее увидела, я больше уже ничего не замечала вокруг.

Это была старая лопата, рукоятка ее была потерта до блеска, но острие как у новой, – видно, ею недавно пользовались. С лопаты еще не полностью отвалилась земля. Только часть ее высохла, осыпалась и лежала маленькими кучками на полу. Лопатой пользовались совсем недавно и копали глубоко, не только сухую почву на поверхности, но и влажную на глубине землю, которая и прилипла…

Я судорожно зажмурила глаза, пытаясь отогнать от себя возникающую картину. Кто-то копал. Хорошо, но для этого ведь и нужна лопата, верно? Поля ведь надо обрабатывать. Это не обязательно что-то значит. Любой мог использовать ее в самых различных целях. София могла выкапывать овощи, или Джозеф, или Стратос…

И тут картина, вроде бы ничего не значащая, не вспоминавшаяся до этого момента, предстала с необычной ясностью – вчерашняя картина этих мирных полей: спящий мальчик, мужчина, одинокий мужчина, что-то копающий за небольшим участком сахарного тростника у мельницы. Это был широкоплечий мужчина с красным платком на шее. Он не обратил на меня внимания, и я на него тоже. Но теперь я мысленно снова видела его, и видела очень отчетливо.

Более того, я видела его и позднее, когда он закончил работу и вернулся домой, чтобы сказать Софии, что́ он сделал, сказать ей, что она может пойти на мельницу и все прибрать.

Каким-то образом я выбралась наружу. Солнце ярко освещало ирисы, и бабочка-желтушка отыскивала нектар среди фиолетовых лепестков.

Я с силой прижала тыльную сторону ладони ко рту, к зубам, мне стало больно.

– Нужно сообщить Марку, – сказала я укушенной руке. – Боже мой, я должна сообщить Марку…

– Никола… Ники, солнышко… что случилось?

– Все в порядке. Подожди минутку, вот и все.

– Я чувствовала: что-то здесь не так. Послушай, мы можем тут присесть. Успокойся.

Мы дошли до придорожной святыни над лимонной рощей. Полей было не видно, мельница казалась просто белым пятном, мерцающим сквозь деревья. Я не помнила, как мы пришли сюда: наверное, я как-то учтиво рассталась с Софией, подождала, пока они с Фрэнсис обменяются прощальными комплиментами, вслепую прошла между деревьями, пока не остановилась у святыни и молча не уставилась на Фрэнсис.

– Вот, – сказала она, – покури.

Острый запах горящей спички смешался с запахом вербены и лаванды, которые росли рядом с камнями, на которых мы сидели. Я пробежала пальцами по фиолетовому стеблю цветов, варварски отрывая их, потом дала упасть помятым головкам, но запах лаванды еще держался на коже. Я вытерла руку о подол и, глядя в землю, сказала:

– Они убили Колина. Ты была права. И похоронили его там… рядом с мельницей.

Наступило молчание. Я наблюдала, как несколько муравьев спешат к упавшим головкам цветов.

– Но… откуда ты знаешь? – Голос ее был бесстрастен. – Ты хочешь сказать, что видела что-то?

Я кивнула:

– Понимаю. Мельница. Да, почему бы нет? Рассказывай.

Когда я закончила, она продолжала молча сидеть, яростно дымя сигаретой. Потом резко встряхнула головой, как человек, пытающийся отделаться от жалящего насекомого.

– Эта приятная женщина?.. Не верю! Этого не может быть.

– Ты не видела Марка, лежащего там в грязи с пулевым ранением. Он может умереть в любую минуту. И теперь я должна все ему рассказать. Мы могли бы обратиться в полицию, но слишком поздно. – Я озабоченно повернулась к ней. – Ты говоришь, догадалась, что что-то не так. Ты это заметила по мне? София могла подумать, что я о чем-то знаю?

– Уверена, что нет. Это нелегко было понять даже мне, а уж я-то знаю тебя очень хорошо. Во всяком случае, о чем она могла догадаться? Она не должна знать, что тебе известно об этом, и ничего нельзя было заметить, если не присматриваться специально.

– Это все мышь. Если бы я не увидела мышь с кусочком хлеба, я бы никогда ничего не нашла. Я бы поинтересовалась хворостом, но мне никогда бы недодуматься выискивать крошки или рассматривать ту веревку.

– Она не видела мышь, значит ей и в голову не придет. Перестань ты об этом думать. Она уйдет вполне довольная результатом своей уборки, а мы с тобой останемся вне подозрений.

Муравьи беспорядочно сновали среди цветочков лаванды.

– Фрэнсис, я должна рассказать Марку.

– Да, я понимаю.

– Ты согласна, что теперь надо?

– Боюсь, что тебе придется, дорогая.

– Так ты думаешь, я права? Думаешь, так оно и есть?

– Что Колин мертв? Боюсь, похоже на это. Во всяком случае, Марку надо знать факты. Все достигло той стадии, на которой он может справиться сам. Ты отправляешься сейчас?

– Чем раньше я сообщу, тем лучше. А ты?..