Гийом Мюссо - Скидамаринк

– Я думаю, что мы на одной стороне, вы и я.

– Хм... вы на стороне Бога, я а на стороне человека.

Казалось, Лени удовлетворил такой ответ.

– Вы же знаете, что Бог на стороне человека.

По жесту Гудмана четыре мужчины схватили Моми и вынесли его из квартиры.

– Что конкретно вы будете делать? - спросил я, переживая, что мы могли ошибиться, передавая его в руки секты.

– Внизу нас ждем автомобиль, который отвезет нас в аэропорт и там, на частном самолете, мы вернемся в Швейцарию в отделение нашей общины.

– Как вы избежите проверки в аэропорту?

– Скажем так, что у нас есть несколько верных людей в Центральном аэропорту Цюриха.

Магнус еще раз предупредил:

– Будьте крайне осторожны, вы же знаете, какую бойню может устроить этот человек.

– Не волнуйтесь, он не первый наш «квартирант», – загадочно улыбнулся Лени. - Знаете, иногда церкви приходится предоставлять укрытие некоторым персонажам. Об этом никто никогда не узнает. Никогда.

– Спасибо большое, Лени, – тепло сказал Витторио. - Мы ваши должники.

Гудман ушел следом за своими людьми, не оглядываясь. Когда дверь за ним закрылась, я все еще не мог избежать сомнений, относительно нашего выбора.

Не могу точно сказать, в какой именно момент это стало очевидным. Думаю, что это был долгий и неизбежный процесс. Мне кажется, что подсознательно мы знали это с тех пор, как приехали сюда. Да, по-другому и быть не могло.

Конечно, поначалу мы искали какое-то связующее нас звено, что-то общее, что могло нас свести вместе. Мы ничего не нашли и быстро решили оставить это, потому что нас все устраивало. Но если кто-то находит в своем почтовом ящике недавно украденный предмет, имеющий огромную ценность, он обычно заявляет в полицию (если ему, конечно, не в чем себя упрекнуть). Все мы лгали или, что практически одно и то же, скрывали правду.

Все было идеально, и ничто нас не выдавало. Даже то, что Барбара была чересчур красива, а Витторио слишком понимающим. Даже то, что Магнус убрал с полок все фотографии своей дочери перед нашим приездом.

Тем не менее, постепенно мы все поняли.

В последнее время мне даже стало казаться, что за нами кто-то наблюдает и, как вскоре заметил Витторио, в нумерологии 4 это символ потенциала и ожидания, которое знаменуется с появлением 5.

Поэтому мы ждали нашего пятого элемента, пятого смысла. На самом деле, 5 - это настоящее число земли, потому что если пересечение меридиан и параллелей делит землю на четыре части, то все эти области ничего не значат без своего центра.

Я заговорил первым.

Сколько себя помню, мне всегда было тяжело лгать. Безусловно, это отчасти и объясняло мое решение выбрать а затем оставить профессию адвоката.

В тот момент, когда я собрался заговорить, я еще не знал, что то, что мне предстоит узнать этим вечером, станет одним из самых тяжелых переживаний в моей жизни.

Мы собрались все вместе в гостиной вокруг мольберта, на который поставили рамку с четырьмя наконец-то собранными частями Джоконды. Я думаю, что каждый из нас испытывал сильное волнение. Невзирая на причиненные ей повреждения, я был убежден, что однажды специалисты смогут восстановить картину.

Неразлучный с нами малыш панда спал на пуфике.

Приближалась ночь, был тот момент перехода между вечером и ночью, который во Франции называют временем «между собаками и волками», и от Центрального парка шел мягкий и странный свет.

– Я не сразу понял, – сказал я тихо.

– Что понял? - спросил Витторио, не отрывая взгляда от картины.

– Понял, что объединяет нас четверых. Нашел связующую нить.

Все повернулись ко мне. Я мог видеть обуревавшее их любопытство и, как мне показалось, безмолвный страх. И я неспеша продолжил:

– Заметьте, что как минимум одна вещь должна была еще раньше навести меня на мысль: то, с каким вниманием вы смотрите на нее по телевизору, маленькая искорка, которая загорается в ваших глазах в этот момент.

– Когда мы смотрим на кого? – Спросил Магнус, явно чувствуя себя не в своей тарелке. На Джоконду?

– Нет, - ответил я, не повышая голоса. - Когда бы смотрите на Нее. Мелани Андерсон.

Они никак не отреагировали на мою последнюю фразу. Барбара хотела было что-то сказать, но внезапно передумала. Затем Магнус спросил, не глядя мне в глаза:

– Вы были знакомы?

Я кивнул и уточнил:

– Я думал, что знал ее.

– И при каких обстоятельствах? - спросил он практически благоговейно.

Я сделал вид, что задумался, но в глубине души я уже хорошо знал, что сейчас расскажу.

- Представьте апрельский вечер в маленькой деревушке в Бретани, четыре года назад. Я гуляю по пляжу с Мелани. Три дня назад мы приехали во Францию. Начинается дождь, и мы бежим в домик, который мы арендовали на выходные. Мэл немного дрожит, я сушу ей волосы полотенцем. Она готовит чай и печенье, а я разжигаю огонь в камине. Она улыбается, я думаю, что она счастлива. В те времена она была простым сенатором в Нью-Джерси. Назавтра мы идем в маленький рыбацкий порт купить устриц, деревенского хлеба, лимон и соленое масло. Потом мы возвращаемся на наш пляж, чтобы усесться на большом плоском камне. Снова светит солнце. Я кладу бутылку сидра в море, чтобы ее остудить. Мэл намазывает маслом хлеб, а я открываю устрицу швейцарским ножом. Помню, что в тот момент я подумал, что если мы когда-нибудь расстанемся, этот день станет высшей отметкой на моей шкале счастья: пикник с устрицами, на пляже, вместе с ней, наши улыбки, обдуваемые соленым ветром. Вот такое воспоминание, Магнус, одно из лучших.

Я встал и сделал несколько шагов по комнате, глубоко дыша, чтобы развеять чувство, поднимавшееся в груди и холодившее кровь. Нужно было продолжать.

– Сейчас – самое несчастное воспоминание. Две недели позже, в США. Мы увиделись на пять минут у нее в офисе. Президентская предвыборная кампания уже стартовала. Она сказала мне, что демократическая партия предложила ей объединиться с Монтаной в предвыборной борьбе и что она согласилась. Она поставила меня перед фактом, до этого мы никогда об этом не говорили. Я почувствовал, что больше никогда не смогу доверять ей. Я знаю, что однажды она станет первой леди в Белом Доме. Понимаю, что в этом и заключается ее главная цель, и что по сравнению с этим, наша история любви не так-то много значит для нее. И, чтобы до конца сыграть свою роль, я говорю ей традиционное «good luck» или «take care». Поднимаюсь и выхожу из офиса, бросив на нее последний взгляд. И с тех пор я ее не видел и не говорил с ней. Наша любовная история длилась полгода и была чисто платонической.

Магнус и Барбара, сбитые с толку, смотрели на меня. Один только священник, кажется, не был удивлен.

– Чья очередь? - просто спросил я.