Юрий Кларов - Криминальные романы и повести. Сборник. Кн. 1-12

Внимание всех присутствующих было обращено на Марию Михайловну. Поэтому никто не заметил перемены в поведении Калашникова. До сих пор спокойный, даже вялый, он облокотился на барьерчик, отделявший места подсудимых от зала, и буквально впился глазами в свидетельницу.

Судья перелистывала дело, Мария Михайловна ждала нового вопроса. Калашников даже рот приоткрыл от нетерпения.

– Скажите, свидетельница, с каким предложением приходил к вам Калашников на следующий день после задержания вашего мужа?

Женщина молчала. Все повернули головы в сторону подсудимого. Руки его судорожно вцепились в деревянный барьер.

– Говорил он, – медленно и робко начала свой ответ Мария Михайловна, – что вызовут меня к прокурору и что, если я прокурору все расскажу, Степана на всю жизнь осудят, а меня и Валю сошлют. Но если я так скажу, как он учил, секта нас с девочкой на курорт отправит на два месяца.

Калашников крикнул:

– По злобе наговаривает! Мужа посадить хочет, а себе другого найти… Помни, Мария, придёт армагеддон и не спасёшься ты, как Иуда, предавший Христа…

По измученному лицу женщины снова потекли слезы.

– Какой из тебя Христос, Афанасий! Христос не учил врать, а ты учил. Ты же мне говорил: не из-за того, мол, побил Степан девочку, что галстук надела, а за то, что деньги у меня украла.

– Не говорил я этого!

– А зачем мне врать? Если я вру, то пусть от армагеддона я и погибну, если ты правду говоришь, то спасёшься… Чего же ты заволновался?

– Беспокоится: а вдруг армагеддон не состоится? – выкрикнул кто-то в зале.

– Вы остались в секте? – спросил судья женщину.

– Нет, Афанасий выгнал. Как сказала я, что прокурору правду говорить буду, проклял он меня.

– Но вы продолжаете верить в армагеддон и другие вещи, о которых вам говорили в секте?

– Ничего я не знаю, – грустно ответила женщина. – Ведь когда принять просила, думала о том, чтобы ребёнка спасти. А как увидела Валечкину спинку в синяках, так подумала: это же страшнее всякого армагеддона! Пусть будет, что будет, а девочку бить не дам…

– Пригласите, пожалуйста, свидетельницу Покровскую.

В зал вошла молодая женщина с толстыми белокурыми косами, уложенными короной вокруг головы, – учительница, в классе которой Валя и проучилась три года.

Покровская рассказала суду, что обратила внимание на ласковую, прилежную девочку ещё в первом классе. Акимов вначале частенько наведывался в школу. Потом все переменилось. Девочка стала приходить в школу невыспавшейся, иногда с невыученными уроками. Покровская пришла к Акимовым домой. Встретили её, как и прежде, приветливо, угощали чаем, выслушивали, но чувствовалась какая-то насторожённость и тяжесть обстановки в семье.

Через несколько дней подружки Вали проговорились учительнице, что Акимовы водят дочь на сектантские моления. В тот же день Покровская снова была у Акимовых. На этот раз её приняли с холодной, насторожённой вежливостью. Степан Сергеевич подтвердил, что девочка бывает на молениях, но заявил, что дочь ему дорога не менее, чем учительнице, и делается это лишь для блага самой Вали. О том, что отец категорически запретил девочке вступать в пионеры, Покровская не знала…

Эксперт обстоятельно перечислил следы побоев на теле ребёнка. Он сообщил, что исследованием подтверждено предположение, что, кроме кровавых рубцов на спине и боках девочки, ей было причинено ещё и сотрясение мозга. Мария Михайловна, сидевшая на одной из первых скамей в группе женщин, громко заплакала.

Степанова продолжила допрос Акимова. Тот ничего не отрицал. Отвечал односложно и угрюмо.

– Вы пытались проникнуть в квартиру Соколкина?

– Пытался.

– Для чего вы хотели это сделать?

– Дочку забрать.

– Зачем вам понадобилась девочка?

– Допытаться хотел, куда галстук скрыла.

– Зачем вам нужен был галстук?

– Сжечь нужно.

– Для чего? Допустим, вас тревожил галстук на шее у девочки. Но чем вам мешал спрятанный галстук?

– Он все равно знак сатаны. Будешь жить в комнате, где знак сатаны, – погибнешь.

– А для чего вы пытались сорвать погоны у работника милиции?

– Чтоб не в своё дело не лез. Сказано: «Да распорядится отец телом отпрыска своего».

После перерыва слово было предоставлено прокурору, а затем учительнице Наталье Матвеевне Карасёвой. Много лет проработала она в школе. Не раз её избирали депутатом городского Совета. Она была одной из самых уважаемых учительниц, с её мнением считались, к её голосу прислушивались и ребята, и взрослые. Вот почему именно Наталью Матвеевну попросили быть общественным обвинителем по этому делу.

Наталья Матвеевна встала, не спеша собрала листки с конспектом речи и посмотрела в зал. Казалось, что сейчас она произнесёт те слова, что слышали от неё многие из присутствующих в зале в далёкие школьные годы: «Здравствуйте, дети!»

Но Наталья Матвеевна обернулась к судьям и произнесла совсем другие слова. Очевидно, ей приходилось пользоваться ими первый раз в жизни, и, может быть, поэтому они прозвучали так значительно и торжественно: «Товарищи судьи!»

– Помнится мне, – негромко сказала учительница, – первый год моих занятий в школе – тысяча девятьсот девятнадцатый. Шла тогда гражданская война, фронт подходил к нашему посёлку. Слышно было, как стреляют пушки. Ученики мои волновались, переживали, им было не до учения. Как-то не пришёл на занятия один мальчик – самый слабый мой ученик. Товарищи его рассказали, что отец вечером так избил парнишку, что тот ходить не может. Побежала я к ним в избу. Встречает меня солдат на костылях. Спрашиваю, где мальчонка. Лежит, говорит. Почему лежит. Проучил, отвечает.

– Как так?

– А что же мне с ним делать, – вздыхает солдат. – Мы на фронте жизни не жалеем, чтобы дети в школу ходить могли, ногу вот мне перебило, а он ленится учиться!

Молодая я была тогда, неспокойная. Накричала на этого солдата. Гляжу, а у него на глазах слезы.

– Барышня, – говорит, – учительница, за что же это вы на меня? Я ж добра ему хотел. А как ему ума вложить? Хочу, чтобы сын грамотным стал, а не таким, как я, тёмным…

Учительница умолкла. Казалось, что она не видит сейчас сидящих в зале, а перед ней встаёт далёкая-далёкая картина: солдат в тесной, тёмной избушке.

– Что греха таить, – продолжала Наталья Матвеевна, – сколько раз за полвека сталкивалась я с такими способами «вкладывать» детям ум. И сейчас встречаются родители, не знающие других средств воспитания, кроме ремня да подзатыльников.

Мы слышали здесь допрос Калашникова. Он отравлял сознание Акимова и других членов секты рассуждениями: дескать, ни к чему детей учить. Знание – это от сатаны.

А своих детей Калашников послал в высшие учебные заведения. Он прекрасно понимает, что в наше время знания необходимы.