Юрий Кларов - Криминальные романы и повести. Сборник. Кн. 1-12

Было установлено, что Рябинина работает в лосиногорской больнице медсестрой и в настоящее время находится в кратковременном отпуске по случаю бракосочетания. В общежитии ее не видели с последнего четверга, когда она уехала на свадьбу в Зорянск.

Для более детальной проверки начальник РОВДа предложил подключить старшего оперуполномоченного уголовного розыска Коршунова.

Юрий Александрович был не очень загружен, а Лосиногорск — не такая уж даль. Я попросил его, когда он будет разыскивать Рябинину, заодно выяснить, что она из себя представляет.

Коршунов поинтересовался, чем вызвана проверка. Я рассказал. Бурмистровых он, оказывается, знал. Его дочь училась с Федей в одном классе. С Евсеем Аристарховичем капитан встречался на родительских собраниях: Екатерина Прохоровна бывать на них не любила.

Бурмистров-старший всегда ужасно переживал: сын явно не был в числе успевающих. Так, тянули, как говорится, за уши из одного класса в другой.

— А сына, по-моему, зовут, если мне не изменяет память, не Федором, — сказал капитан.

— А как?

— Федот. А впрочем, может, я путаю.

Я посмотрел в заявление родителей. Там были только инициалы — Ф. Е. Бурмистров.

Капитан Коршунов справился с порученным делом толково и быстро. Уже на следующий день, под самый конец работы, он явился ко мне с беглянкой. Пока она дожидалась в приемной, Юрий Александрович сообщил, что девушка пряталась на квартире своей подруги.

— Что о ней говорят? — поинтересовался я.

— На работе толковать особенно было не о чем: без году неделя. В училище за ней ничего плохого не помнят. Парнишкам, правда, нравилась. Да что там может быть особенного, Захар Петрович? Ребенок совсем, сами увидите. Пытался я в поезде с ней по душам — трясется как осиновый лист. И глаза все время на мокром месте. Ей бы у маменьки под крылышком…

— Да, насчет родителей?

Капитан вздохнул:

— Бурмистровы правильно вас информировали: без родителей воспитывалась. Отец умер, когда она еще совсем маленькая была.

— От чего?

— Пил… А вскоре и мать умерла. Из родни только тетка осталась. Ей советовали отдать девочку в детдом, но тетка и слышать об этом не хотела, взяла ее к себе на воспитание.

— Откуда вы все это успели узнать? — спросил я.

— От дяди Валентины, мужа тетки, что на ноги ее подняла. Сильный мужик, настоящий. Пришел с войны без одной руки и без одной ноги. Пошел в учителя. Я у него в госпитале был. Недавно тяжеленную операцию перенес. Врачи поражаются, как он такие муки без единого вздоха терпит. Племянницу он дочкой зовет. Говорит, Валентина душевная, в мать. Отдежурит целые сутки, нет чтоб поспать — к дяде бежит, навестить. Между прочим, там ее и нашел, то есть в госпитале.

Валентина вошла ко мне с опущенной головой. В руках у нее была спортивная сумка. И не успел я заговорить с ней, как она плюхнулась на стул и разревелась, все время твердя:

— Не пойду к нему! Не пойду!.. Что хотите делайте, а не пойду!

Я растерялся. И подумал: девушка решила, что ее доставили в Зорянск с милицией с целью тут же вернуть окончательно и бесповоротно законному супругу.

Юрий Александрович оказался прав: она была еще совершеннейшее дитя. И это было для меня странно: знакомые девушки моего сына в ее возрасте выглядели куда более взрослыми.

Мне стоило большого труда успокоить Валентину. Она уняла слезы, но потом время от времени нет-нет да всхлипнет, как ребенок.

Рябинина… Редко бывает, чтобы фамилия так соответствовала внешности. Стройная, как молоденькая рябинка, в своих узеньких брючках и вязаной жакетке, с льющимися на плечи светло-русыми волосами, она действительно походила на деревце, хрупкое и нежное.

А глаза у нее были удивительные. Раскосые, как рисуют на старинных японских картинах. Только цвета они были светло-синего.

— Вот! Мне ничего ихнего не надо! — поспешно вытаскивала она из сумки на мой стол играющее золотыми искрами воздушное гипюровое платье, как я понял, то самое, что куплено в Турции, снежно-белую фату, изящные лакированные лодочки на тонкой шпильке, красивое, все в кружевах, нижнее белье в целлофановой упаковке.

Одна деталь меня, честно говоря, сильно тронула. Обручальное кольцо она достала из носового платка, завязанного узелком, по-деревенски.

Я как можно деликатнее объяснил, что эти вещи, если она того желает, может передать Бурмистровым сама, а я их принять не имею права.

— Не-е, — испуганно затрясла головой девушка. — Не хочу, не могу я к ним… Честное слово!

Но я все-таки убедил ее убрать свадебные подарки в сумку.

Вспомнилась Бурмистрова, громогласная, крупная. Действительно, попадись ей под руку это хрупкое создание, ничего хорошего этому созданию ожидать не приходилось…

— Ну, Валя, расскажите, почему вы вдруг переменили свое решение? — мягко попросил я. — Жениха поставили в такое положение.

— Я? Это я поставила? Да он сам! — с каким-то отчаянием произнесла Рябинина. — Честное слово! Не верите?

Я видел, что она вот-вот расплачется, и сказал:

— Вы успокойтесь. И по порядку.

— Хорошо, — покорно кивнула она и, как школьница, спросила: — Можно я с самого начала?

— Конечно.

Рябинина вытерла ладошкой глаза.

— Познакомились мы с Федотом месяцев семь назад. «Выходит, память Коршунова не подвела: парня действительно зовут Федотом», — подумал я.

— В поезде. — Девушка вздохнула. — Здесь, в Зорянске, у меня подруга живет, от нее я и ехала. В купе, значит, парень с гитарой. Я смотрю в окно, а он — на меня. Чувствую, хочет познакомиться. У самого — большущий чемодан, сразу видно, далеко собрался. Ну, берет он гитару, поет. Про горы, про море. Спрашивает: понравилось? Говорю: да. Голос у него действительно неплохой. Так и познакомились. А поговорить не удалось: он гитару из рук не выпускал. Подъезжаем к Лосиногорску, Федот просит у меня адрес. Говорит, что направляется в Одессу, а оттуда в загранплавание и будет писать мне. Я адрес дала. — Рябинина взглянула на меня виновато, как будто призналась в чем-то не очень хорошем. — А что? — Словно оправдываясь, продолжала она: — Парень из себя ничего. Все по-культурному… И вот однажды приходим мы с занятий в общежитие, а вахтерша наша таким ехидным голосом спрашивает: «Кто это у тебя, Рябинина, за границей живет?» Я удивилась, конечно. А она мне письмо вручает, губы поджавши. Девчонки обступили меня. Смотрю, действительно из-за границы. И подпись: Бурмистров, Федот. Я сразу и не сообразила, что это тот парень с поезда. — Валентина достала из сумки внушительную пачку писем. Перебрала их и протянула мне одно. На конверте — марка с головой какого-то вождя в диковинном уборе из перьев. — Прочла я письмо. Девчонкам дала. Они говорят: вот это парень! Пожалуйста, прошу вас, прочтите, — умоляюще посмотрела на меня Рябинина.