Майкл Шейбон - Окончательное решение, или Разгадка под занавес

Оба полицейских, прихожане мистера Паникера, наконец-то ей удалось вспомнить их фамилии: один — Ноакс, другой — Вуллитт, прищурившись, разглядывали старика с таким видом, словно он перемазался за завтраком и забыл утереть рот салфеткой.

— Он сам упал, — сказал Ноакс, хотя, может, это был и не Ноакс.

Вуллитт кивнул:

— Не повезло парню. Бывает.

— Да неужели? — бросил старик.

Едва он приступал к очередному своему долгому и пристальному осмотру, как всякое выражение уходило с его лица. Так вода уходит в песок. На этот раз объектом его внимания стала разъяренная физиономия Реджи, который испепелял старика ненавидящим взглядом, что удивило миссис Паникер куда меньше, чем промелькнувшая вдруг в глазах сына растерянность, когда он потупился и уставился на лежавшие на коленях тощие смуглые запястья. Сейчас он выглядел намного моложе своих двадцати двух лет.

— Она-то чего тут забыла? — наконец выдавил он.

— Ваша матушка собрала вам кое-какие личные вещи, которые, не сомневаюсь, вам пригодятся, — сказал старик. — Однако, если вы против, я попрошу ее подождать на улице.

Реджи исподлобья взглянул на мать, и в его кислой мине можно было разглядеть что-то похожее на «спасибо», некую сардоническую благодарность, дескать, не такая уж она мать-ехидна, как он всегда думал. И хотя по ее бухгалтерии — а для себя у нее ни кредитов, ни авансов не было — она никогда его не предавала, но всякий раз, стоило ей встать на его сторону, он воспринимал это с таким, как сейчас, скептическим изумлением.

— Да плевать мне, пусть сидит где хочет.

— Ошибаетесь, — процедил старик. — Вам далеко не плевать. Так. Угу. Ну, ладно. Может быть, вы расскажете мне о своем приятеле по фамилии Блэк? У него магазин на Клаб-роу.

— А чего рассказывать-то? Я такого не знаю!

— Мне, мистер Паникер, восемьдесят девять лет. И остаток дней, что мне еще отпущены, я хотел бы провести в обществе существ, несомненно, куда более разумных и сложно организованных, чем вы. Таким образом, в интересах экономии моего крайне ограниченного времени позвольте мне рассказать вам о мистере Блэке с Клаб-роу. Насколько я понимаю, он не так давно прослышал о здоровой взрослой особи попугая с невероятным даром звукоподражания и умственными способностями куда выше, чем у прочих представителей данного вида. Заполучи он эту птицу, ее можно было бы продать за кругленькую сумму какому-нибудь любителю, хоть здесь, хоть за границей. И вы, мистер Паникер, решили все подготовить, выкрасть попугая и продать его Блэку за большие деньги, которые, насколько я понимаю, предназначались в уплату долга Жирняге Ходжесу, так?

Мысли миссис Паникер не успевали угнаться ни за словами, срывавшимися с губ старца, ни за непрекращающейся чередой потрясений, которую эти слова вызывали в ее душе. По слухам, в Восточном Суссексе не было человека ужаснее, чем Жирняга Ходжес, это все говорили в один голос. Страшно было подумать, на что он мог толкнуть Реджи!

Ноакс и Вуллитт вытаращили глаза, Реджи тоже вытаращил глаза, в общем, все вытаращили глаза. Откуда он все знает?!

— Мои пчелы, — усмехнулся старец, — летают повсюду.

Выгнув шею, он удовлетворенно, словно фокусник, доставший из воздуха туза, потер руки. Раздался сухой, скребущий звук.

— Всюду летают, всех видят…

Окончание фразы — «…и всё мне рассказывают» — повисло в воздухе. Миссис Паникер поняла, что он не договорил ее из опасения показаться сумасшедшим. Все и так считали его выжившим из ума.

— Увы, до того, как вы успели похитить у несчастного сироты-беженца его единственного друга и любимца, вам перешел дорожку новый постоялец, мистер Шейн. Но именно в тот момент, когда он был готов скрыться с ворованной птицей, на него напали и ударили сзади по голове. И тут мы подходим к пункту или, точнее, к одному из пунктов, по которому наши с полицией точки зрения разнятся, поскольку они также разнятся и по вопросу о целесообразности физического воздействия на задержанных, особенно если это задержанные, а не осужденные.

«Боже правый, — подумала миссис Паникер, — какой же он замечательный человек!»

Все в нем: и осанка, и речь, и твидовый костюм, и расползшаяся на нитки крылатка — несло давно забытый дух Британской империи, неистребимый, как запах крепкого турецкого табака, дух силы и незыблемости моральных устоев.

— Ну, знаете, — недовольно пробурчал Ноакс, хотя, может быть, это был Вуллитт.

— Так вот, — простодушно и безмятежно продолжал старец, — полиция, как я вам уже сообщил, твердо убеждена, что человеком, который незаметно подкрался к мистеру Шейну, выносившему клетку с Бруно из дома, и убил его, были вы, мистер Паникер, в то время как я полагаю, что это сделал…

Цепкий взгляд старика теперь был устремлен на тяжелые черные ботинки Реджи, которые она собственноручно начистила до блеска этим утром, когда ничто не предвещало беды.

— …что это сделал человек, у которого размер обуви куда меньше, чем у вас.

Лицо Реджи, потерянное, гладкое, как коленная чашечка, застывшее, только чуть перекошенное с одной стороны, потому что бровь и угол рта смотрели вниз, вдруг дернулось. На мгновение оно ожило и расплылось в мальчишеской ухмылке. Выпростав из-под стола свои огромные ноги, он вытянул их перед собой, впервые в жизни восторгаясь их чудовищным размером.

— Говорил я этим гадам, говорил! — возопил он. — Ваша правда, еще день-другой, и я продал бы эту чертову птицу, рассчитался с Жирнягой, и поминай как звали. Но это же не я придумал! Это все Паркинс! Визитку Блэка я у него из бумажника спер! Его и берите, за что меня-то? Это же Паркинс!

— Какой еще Паркинс?

Полицейские недоуменно покрутили головами, и тогда старик перевел глаза на миссис Паникер.

— Наш постоялец, он живет у нас дольше всех, в марте будет два года.

Она вдруг поняла, что Саймон Паркинс ей никогда особенно не нравился, но у нее не было поводов заподозрить его в чем-либо сомнительном или недобропорядочном. Каждое утро он вставал в один и тот же час, не сказать чтобы рано, потом отправлялся к своим свиткам или рукописям, или над чем он там корпел в библиотеке Габриэль-парка, сидел там до поздней ночи и возвращался домой, в свою комнату, где возле настольной лампы его ждал ужин, прикрытый сверху тарелкой, чтобы не остыл.

— А ты, парень, видать, частенько заглядываешь в бумажник этого мистера Паркинса, верно? — спросил не то Ноакс, не то Вуллитт с несколько наигранным дружелюбием, словно чувствуя, что возможность предъявить Реджи обвинение в убийстве ускользает и надо успеть обвинить его хоть в чем-нибудь, пока не поздно.

Старик повернул голову в сторону полицейских. В комнате раздался хруст.

— Вынужден напомнить вам, джентльмены, что мои дни сочтены, посему я попросил бы вас воздержаться от не имеющих отношения к делу вопросов. Вы замечали, что Паркинс интересуется птицей?