Татьяна Арутюнова - Чудачка из Железки [СИ]

— А если меня всё же осудят и возьмут под стражу прямо в зале суда? Ведь моим матерям ничего об этом не будет известно? Потеряют, и будут искать меня. Надо сообщить им о том, что я еду в суд. Нет, я не смогу сообщить об этом маме, которая меня вырастила. Она так всё близко принимает к сердцу.

Даже смерть отца, который предал её, она пережила тяжелее, чем Раиса.

— Вот Раисе и сообщу! — вдруг накатила на меня злоба. — Это она всю жизнь жила, как воровка, без зазрения совести крала из семьи чужого мужа. Это она предпочла чужого мужа своему сыну. Дмитрий вырос без материнской любви. И каким он стал? Ещё неизвестно, что было бы со мной, если бы меня воспитывала она! Всё, решено, расскажу всё ей, пусть знает, что мне, ни в чём неповинной, предстоит пострадать из-за её сыночка.

На мой звонок она сразу ответила. Я спросила тихим, почти медовым голосом:

— Раиса Андреевна, вы будете завтра вечером дома?

— Буду.

— Можно я приеду к вам после работы в гости?

— Конечно, дорогая, приезжай.

Положив трубку, я вспомнила, что обещала себе больше никогда не ездить к ней, а приглашать в гости к себе. Но дело сделано, я уже пообещала приехать. Да и случай этот особенный.

Теперь мне предстояло отпроситься с работы на одиннадцатое число. Конечно, можно было просто подойти и показать повестку в суд. Меня сразу же отпустили бы. Но сотрудником банка я стала недавно, а в таких учреждениях очень серьёзно относятся к подбору персонала. Показать такую повестку, было равносильно самоубийству.

— Придётся врать, — решила я.

Подойдя к своему руководителю, я сообщила, что записана на одиннадцатое число на микрооперацию. Пропустить или перенести её на другой день у меня не получится.

— Жанна, а ты когда после этой операции сможешь приступить к работе?

— На следующий же день, — заверила я.

— Ну, хорошо, я предоставлю тебе этот день в счёт будущего отпуска.

После работы я поехала к Раисе. Она, как всегда, встретила меня радушно. Немного погодя пришёл и Дмитрий. Он поздоровался с суровым выражением лица и сел на диван.

Раиса Андреевна быстро накрыла на стол и пригласила нас поужинать. Когда дело дошло до чая, она спросила:

— Что у тебя нового, Жанна?

— Да вот одиннадцатого числа еду по повестке в суд.

— А что так?

— Вы помните, я рассказывала вам историю, как вместо Дмитрия и его знакомого отравили двух сотрудников фирмы, которой руководит ваш бывший муж?

— Припоминаю.

— Ну, так вот! Теперь обвинение в отравлении тех ребят вешают на меня.

Она поставила чашку на стол, внимательно посмотрела на меня:

— Ты же говорила, что ребят отравили две девушки, которых потом оправдали?

— Верно! Но оправдали их для того, чтобы они не сказали правду в суде о том, почему и вместо кого пытались этих сотрудников отравить.

— А почему нельзя было этого говорить в суде? — удивилась она.

— Потому что тогда бы всплыло имя вашего сына. А отец Дмитрия сделал всё, чтобы этого не произошло.

— Сын, я уже второй раз слышу эту историю. Ответь, она говорит правду?

— Ты что сюда припёрлась? — набросился он на меня!

— Я? Рассказать своей матери правду и подсказать, где меня искать, если вдруг исчезну.

Я встала, поблагодарила Раису за ужин, оделась и направилась к двери.

— Жанна, не уходи, — крикнула она вслед, — давай во всём сначала разберёмся.

— С сыном своим разбирайтесь, а со мной теперь суд будет разбираться.

Слёзы душили меня всю дорогу до самого дома. Я низко опустила голову, чтобы их не было видно посторонним людям.

Десятого числа я снова позвонила Вере. Она сообщила, куда и к какому времени мне подойти, чтобы вместе ехать в другой город. Однако на следующий день меня разбудил телефонный звонок в половину пятого утра.

— Жанна, — услышала я голос Антона, — подъезжай к месту встречи на час раньше. Погода паршивая, ехать придётся дольше.

В машину Вольских я села недалеко от Курского вокзала. Погода была действительно ужасной. Мокрый снег валил хлопьями. Видимость была плохая. До МКАД мы ехали молча. В салоне играла музыка, да Вера с Антоном лишь изредка негромко перекидывались словами. Потом Вольский выключил музыку и обратился ко мне:

— Жанна, мы столько вместе пережили в связи с этими судебными тяжбами, думали, что доверяем, друг другу, а всю правду по этому делу узнали от Лиды, а не от тебя.

Я замерла.

— Ёлки палки! — подумала я, — ну, почему я не предупредила Лиду, чтобы она не говорила ничего Вере. Ведь я должна была предвидеть, что она ей позвонит!

Теперь я молча обдумывала, с чего начать своё оправдание.

— Если бы я знал, что обвинение повесят на тебя, то не стал бы переписывать своё заявление?

— Я ни в чём тебя не обвиняю. Ты всего лишь защищал свою жену. Любой другой поступил бы также.

— Нет, дорогая Жанночка, если бы я знал, что теперь станут тебя обвинять в нашем с Антоном отравлении, то не стал бы писать это проклятое новое заявление! — раздражённо выпалил он. — Мне только вчера стало известно, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор. Маменька берегла мои нервы после болезни, и боялась, что я расскажу вам о том, что стал виновником затопления дорогущих картин. Тогда стало бы невозможным выкрутиться из этой ситуации моему семейству и сыну Зверева.

— Антон, смотри на дорогу и перестань психовать! — потребовала я. — Не забывай, что везёшь беременную жену.

— А Олега-то как обвели вокруг пальца, когда разрешили забрать заявление! Он надеялся, что дело прекратят после этого, а на самом деле его сфабриковали по-новому, да ещё тебя подставили! Я не знал, что вы перестали общаться. Вчера стал расспрашивать его, почему он не рассказал мне то, о чём ты сообщила Лиде. А, когда он сказал, что уже месяц тебя не видел и ничего по этому поводу не знает, я рассказал ему всё.

— Да? Ну, и какое впечатление произвёл на него твой рассказ?

— Он сказал, что был дураком, когда обиделся на тебя. Рассказал, что сделал тебе предложение, а ты захотела отложить бракосочетание до исполнения годовщины со дня смерти отца и до окончания судебных разбирательств, сказав, что оно может коснуться и тебя. Тогда он добился разрешения забрать своё заявление, и был этим очень горд.

Я молчала.

— Что молчишь?

В этот момент из вихря падающего снега на встречную полосу выскочил внедорожник. Антон резко повернул вправо. Всё закружилось вокруг. Я не успела ни в чём сориентироваться и провалилась куда-то. В себя я пришла от холода. Открыла глаза, но ничего не соображала и не помнила. Только видела, что меня грузят на носилки. Когда понесли к машине скорой помощи, я увидела, что таких машин несколько. Чуть дальше стояли две разбитые и искорёженные легковушки. На земле кто-то лежал, накрытый простынёй. Я это видела, но при этом не испытывала никаких эмоций. Не ощущала боли. Меня привезли в московскую больницу. Врач начал спрашивать, где я ощущаю боль?