Николай Псурцев - Крутой парень

Вор был высокий, стройный. На ногах джинсы тертые, на плечах светлая курточка. Студент да и только. Опустил сумку на пол, усмехнулся, сказал:

— Понимаешь, старик, я только-только откинулся. Без бабок, без жилья. На работу не берут. Голодный. Сирый. Вчера кореш из петли вынул. Еще чуть-чуть, и кранты мне…

— Вешался?.. — растерянно спросил молодой Вагин.

Вор кивнул, провел рукой по глазам, словно слезу смахивая.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил Вагин, засуетился вдруг: — Может, вы кушать хотите? Я сейчас.

— Нет, старик, — остановил его вор. — Я пойду, пожалуй.

Не успел. В дверях стояли два милиционера с пистолетами.

— Это мой друг, — сказал Вагин. — Он пришел в гости. Позвонил. Меня нет дома. Толкнул дверь. Она сломалась.

Вор с плохо скрытым удивлением посмотрел на Вагина. Повернулся к милиционерам, кивнул утвердительно, мол, так оно и было.

— Он тебе друг, — сказали милиционеры с пистолетами, — но истина дороже.

И повели Вагина и вора в отделение милиции…

— Разобрались, — продолжал Вагин. — Оперативники качали головами. Твердили, что я дурак. Но парня — его звали Леша — задерживать не стали.

Не было оснований… Я попросил отца устроить Алексея на работу к себе в институт, слесарем. Отец был тогда замдиректора НИИ. Он помог. Но через пару дней Лешка перестал ходить на работу.

…Забегаловка на берегу реки. Открытая. Столики под зонтиками. Ветер. Прохладно. За одним из столов расположились несколько человек. Среди них Вагин и Леша. Пьют. Едят. На столе всего полно. Водка. Коньяк. Пиво. Шашлыки. Леша обнимает Вагина, горячо говорит ему в самое ухо:

— Ну не могу, брат, эту работу делать. Скучно. Не мое. А вокруг не люди — бараны. Смурные. Злючие. Я, брат, веселье люблю. И смелых ребят. Вот этих, таких, как эти, например, — он кивнул в сторону своей компании.

А «ребята» все друг на друга похожи, словно из одной шкатулочки выскочили. Глаза шалые, но цепкие. Кривоватые ухмылочки…

— Настоящий вор не должен работать, — сказал один «из шкатулочки», потряс пальцем назидательно. — Закон!

Вагин поднялся, пошел прочь.

— Дурак! — Леша замахнулся на говорившего. Тот отпрянул.

…Вагин лежал на диване. Читал. Из открытого окна послышался свист. Вагин встал. Подошел к окну. Внизу, во дворе — Лешка. Машет рукой. Мол, давай, спускайся. Веселый. Довольный. Улыбается во весь рот. Вагин неохотно собрался. Вышел. Рядом с Лешкой новенький мотоцикл.

— Вот, — сказал Лешка и звонко хлопнул по сиденью мотоцикла. — Твой.

— Ты с ума сошел, — отмахнулся Вагин.

— Твой, — настаивал Лешка. Хмурился. Злился.

— Не могу, — сказал Вагин. — Откуда такие деньги? Ты их…

Не договорил. Лешка перебил его.

— Обидеть хочешь? — подошел вплотную. — Лучшего друга обидеть хочешь?

…Мотоцикл несется по шоссе. Впереди за рулем Вагин. Сзади Лешка. Поет что-то блатное, разухабистое…

Вагин и Лика сидели в креслах. Друг против друга.

— Я тогда с одной барышней встречался, — продолжал Вагин, — влюблен был. По уши. В первый раз. Лешка знал, естественно, об этом. И позвал нас как-то с Катей в одну компанию. Мы пришли… Квартира. Большая комната. Стол. Диван. Стулья. Магнитофон. Там был Лешка. Два брата Юдахиных и один шкет по кличке Комар. Сначала все нормально было. А потом они захмелели. Круто.

…Юдахины были похожи. Круглолицые. Широкогрудые. Рукастые. Лица вмятые, словно по ним кто-то упорно сковородкой молотил. Тот, что постарше, коротковолосый, тот, что помоложе, с волосами до плеч. На их фоне Комар выглядел жалко и смешно. Тощий, длинный, унылый.

Лешка глянул на Катю мутно, невидяще, голова покачивается, словно с трудом держит ее некогда крепкая шея, цыкнул зубом, сказал:

— Ну что, брат, у друзей принято делиться. Так? — сам себе ответил. — Так. Так что придется поделиться, девкой-то. А то я смотрю, ребята уже спермой исходят. — Спросил, полуобернувшись к братьям Юдахиным и Комару. — Исходите спермой-то?

«Ребята» кивнули неровно.

— Вот видишь, — удовлетворенно констатировал Лешка. — Исходят. Так что скажи девке, чтоб не рыпалась…

Вагин вскочил со стула.

— Да ты что, Леха? — крикнул. — Да ты что, брат?!

— Сидеть! — рявкнул Лешка, грохнул кулаком по столу.

Повалились бутылки и стаканы. Водка разлилась, потек тонкий ручеек со стола на пол, на кроссовки Вагину, на колени Кате.

Девочка сидела, не шевелясь. Глаза открыты, застыли, ледяные, только побелевшие губы вздрагивают.

— Лешка, ты что? Лешка? — повторял Вагин.

Братья Юдахины поднялись, откинули стулья, обошли стол улыбаясь, стали приближаться к девочке.

— Стоять! — рванулся вперед Вагин. Пяткой двинул Юдахину-старшему в грудь. Тот отлетел назад, споткнулся о стул, упал. Юдахин-младший в свою очередь ткнул Вагина кулаком в нос. Вагин не успел отреагировать. Взвыл от боли. Ответил двумя короткими ударами.

Юдахин-младший вынул нож.

Катя завизжала, закрыв ладошками уши.

— Ладно, — сказал Лешка, допил свой наполовину наполненный стакан. — Справедливость превыше всего. Не хочет девкой делиться, не надо. Но тогда пусть сам ее заменит.

Встал нетвердо. Решительный. Мрачный.

— Что? — не понял Вагин, попятился к стене.

Юдахин-младший стал расстегивать брюки.

Дошло до Вагина наконец.

— Так нельзя, — выдохнул он слабо. — Так нельзя… — вытянул руки умоляюще. — Так нельзя…

Лешка засмеялся. А за ним и братья Юдахины, и Комар.

Пел Том Джонс. Семидесятые годы. «Естердей».

Плечом к плечу пошли «ребята» на Вагина. Вагин заорал зверино, слюной брызгая, рванулся вперед.

Комар ударил его бутылкой по голове. Бутылка разлетелась вдребезги. Комар засмеялся тонко, радуясь. Вагин рухнул ничком на стол, вязкие черные ручейки потекли по его лицу.

Лешка спустил с него джинсы, расстегнул свои брюки, чертыхнулся.

— Не стоит, — проворчал, стал манипулировать руками у себя меж ног.

Юдахин-старший рассмеялся.

— На такую задницу и не стоит. Стареешь, Леха! У меня всегда готов.

Сорвал брюки. Продемонстрировал. Комар хихикал и поглядывал на девочку. Катя раскачивалась из стороны в сторону, выла однотонно.

— Оп! — выкрикнул Леха, навалившись на Вагина, стал тереться о его голые ягодицы, комментировал: — Сейчас, сейчас, сейчас… вот, вот… кончаю! — Стонал.

Отступил назад, удовлетворенный. И тут же вперед кинулся Юдахин-старший. Приговаривая:

— Какой чудный петушок! Какой нежный петушок!

Комар задрал Кате юбку.

— Убери лапы! — гаркнул Лешка. — Справедливость превыше всего.

После Юдахина-старшего настала очередь Юдахина-младшего, а потом и Комар отметился, нехотя, морщась. А Леха выпил еще водки, прямо из горла. И тотчас взвыл отчаянно, перевернул стол, обломал стулья об пол, искромсал ножом диван. Только магнитофон не тронул.